Ксения Драгунская

Это не несчастья, это ответственность такая особенная. На вас всегда будут оглядываться, вас всегда будут сравнивать с, но с другой стороны, это же преимущество огромное. Дело в том, что наличие великого родственника (или, во всяком случае, авторитетного, популярного) — не просто угнетение, а это еще и стимул. Понимаете, моя мать — очень именитый преподаватель русского языка и литературы; и естественно, что меня, как учитель, постоянно сравнивают с ней. Как писателя, слава богу, не сравнивают, на этом поле мы не конкурируем, хотя если бы мать захотела, она писал бы недурно. Но она вот как учитель, конечно, для меня всегдашний недосягаемый образец. Но это же мне открывало многие двери, это…

Есть, наверное, но, видите ли, только это надо искать не в социальной драматургии. Вампилов — он же поэт, он очень поэтичен. И в этом смысле, наверное, Ксения Драгунская, последние две её пьесы… Но тут ещё в чем дело? Хотя Драгунская сейчас больше прозу пишет, конечно. Ну, вот такие её пьесы более ранние, как «Яблочный вор», например, ну, такие. А так мне трудно найти драматурга, который мог бы сравниться с Вампиловым хоть отдаленно. По крайней мере, ну не читал. Вампилов же действительно очень сложное явление. И у него очень живые, очень органичные диалоги. А сейчас драматурги, как ни странно, не умеют писать диалоги — в этом-то и главная проблема. Монологи — ещё туда-сюда.

Драгунская была одной из лучших современных российских писательниц Меня с ней связывала дружба особого рода. Дело в том, что люди, рожденные 20 декабря, действительно имеют между собой некие глубокие сходства. Нам надо компенсировать по мере сил и один из самых темных, коротких дней в году, и праздник самой, наверное, омерзительной в истории спецслужбы.

Но при этом, чтобы как-то противостоять этой тотальной зиме, нужна ослепительная рыжесть Драгунской, ее невероятная яркость, ее умение так ставить слова рядом друг с другом, что они толкались, смеялись, перехихикивались, подмигивали.

Я не знаю в современной литературе более чистого и светлого дарования, при всем при том, что…

Я перечитал один рассказ Александра Грина. Есть хороший сборник «Психологические новеллы» 1988 года, куда отобраны не самые фантастические, а самые символистские произведения Грина. Он сам называл себя не фантастом, а символистом. Туда отобраны самые парадоксальные тексты, типа «Брака Августа Эсборна». И вот там есть такой рассказ, совершенно я его не помнил. Может быть, я его не читал вовсе. «Элда и Анготэя». Этот рассказ меня потряс абсолютно, меня глубоко перепахал. Я мог бы в порядке эксперимента рассказать его завязку, чтобы посмотреть, как вы будете его продолжать.

Значит, у Грина есть гениальные рассказы, гениальные завязки, которые слабо развязаны. Самый канонический…

Значит, в толкование снов нельзя не верить, потому что это тоже самое, что толкование ваших сочинений. Сон — это то, что вы сочинили. Не то, что вам ниспослано, а это, как замечательно, кажется, Фрейд же и сформулировал,— это дым от того костра, в котором сгорают ваши дневные проблемы. В любом случае, сон — это творчество. Вот Новелла Матвеева — я сейчас, когда её архив разбираю, нахожу у нее постоянно тетради, такие ночные дневники, с записями снов, всегда фантастически интересных. Она использовала их потом в романе «Союз действительных», который весь из снов и состоит. Что касается… Там «действительные» — это реальные люди, которые встречаются во сне. И самое главное — это их отличить. Что касается,…

Я очень редко посещаю театры, я вообще человек нетеатральный. Как все формалисты, которые не любят театр, а любят кино… Но я люблю театр, но в кино же иногда спасает чрезвычайная эффектность огромной движущейся картинки, громкость звука, техническое совершенство. Театр, в отличие от кинематографа, бывает либо очень хорошим, либо очень плохим. То есть если вас не заставили плакать, как писал Гюго, вас, значит, рассмешили.

У меня есть ощущение, что мне ближе всего театр условный, педалирующий эту условность. Моим любимым режиссером был Някрошюс, а близко к этому стоит Юрий Петрович Любимов, которого я считал величайшим режиссером всех времен и народов. И лучшего «Гамлета» я не могу себе…

Очень. Одна из лучших ролей Сергея Колтакова. И Михаил Ефремов там гениален. «Считается, что этот фильм рядовой и проходной». Нет, что вы! Это абсолютно культовая картина, особенно среди кинематографистов. Выдающееся кино. Вот Сергей Колтаков там показал, как надо.

Вот, кстати, Коля Стоцкий написал мне письмо (Николай Стоцкий, тоже любимый артист), что выходит сборник Сергея Колтакова. Я, конечно, постараюсь там написать к нему некое предисловие. Это просто один из самых любимых не просто артистов, не просто людей, но и писателей, и сочинителей. Вообще такое совершенно ренессансное явление.

Вот странно: Сергей Колтаков был такой раздражительный, такой желчный, а люди так…