Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература
Педагогика

Согласны ли вы с мнением, что журфак мало что дает, так как там обучают всему, но по верхушкам?

Дмитрий Быков
>50

Задача журналиста — да, вы правы — знать немногое обо всем и все о немногом. Это нормальная журналистская задача. У каждого журналиста есть своя тема, но при этом он должен уметь написать репортаж на любую другую тему. Никакой драмы я в этом не вижу. Да, есть такие профессии, которые предполагают популяризацию, широкое знание (его часто называют нахватанностью). При выборе между лисой и ежом, как писал Исайя Берлин, цитируя китайскую поговорку «Лисица знает много разных вещей, еж знает одну большую вещь», мне кажется, что вот я не могу, цитируя это дело, не могу сделать однозначного выбора. Я очень не люблю самодовольных людей, таких «специалистов подобных флюсу» (по Козьме Пруткову), которые погружены в одну сферу жизни, погружены туда очень хорошо, и, исходя из нее, пытаются судить всех остальных.

Вот есть один такой автор, который очень глубоко изучал Адама Смита и на этом основании берется судить обо всем «Евгении Онегине» и мне делает какие-то замечания, что вот я называю Онегина поверхностным человеком, «а ведь Онегин читал Адама Смита, а это очень трудно». Во-первых, ничего трудного. А во-вторых… Ну, ничего особенно трудного. Некоторым людям вообще читать трудно. Но ведь Онегин в той же строфе «бранил Гомера, Феокрита», что изобличает в нем человека совершенно пустого. Ну, ради бога. Если вам кажется, что быть глубоким экономом можно на основании Адама Смита — ради бога. Но это на самом деле потому, что вы знаете одну большую вещь, а Пушкин знал много разных вещей.

И мне кажется, что разносторонность, в частности журналистская,— это скорее комплимент, да, а не признак поверхностности. Обычно поверхностными и нахватанными называют всего лишь людей, которые интересуются многим. Но если вы по свойству вашего темперамента такой маноман, условно говоря, интересующийся одной группой тем, то не возводите это в достоинство. Понимаете, ни универсалы, ни мономаны не должны особенно собой гордиться. Не нужно из своих занятий делать себе пьедестал, основание для повышенного самоуважения.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Почему вы сказали, что произведения, написанные из чувства обиды, получаются очень хорошего качества?

Ну, например «Евгений Онегин». Это из жуткой, жаркой обиды — и не только на Раевского, но вообще на «русского дэнди», как называл это Блок. Не побоюсь назвать «Жизнь Клима Самгина», написанную, конечно, из жестокой обиды на Ходасевича. Ходасевич — единственный человек, которому удалось соскочить с «горьковской иглы». Остальных Горький бросал сам, а этот ушёл от него, и поэтому, конечно, он ему никогда не простил. И надо сказать, довольно точно его вывел, изобразив персонажа, умеющего всегда быть правым при довольно небогатом внутреннем содержании.

Наверное, из чувства обиды в известном смысле написана значительная часть любовной лирики Ахматовой — во всяком случае всё, посвящённое…

Являются ли Александр Раевский и отчасти Чаадаев прообразами Евгения Онегина?

Ну, насчёт того, что Чаадаев прообраз Онегина — тут говорить не о чём, потому что, конечно, Чаадаев никак не пустышка, никак не денди. Денди он был какое-то время, но Чаадаев — всё-таки автор «Философических писем». А Онегин, как мы помним:

Хотел писать — но труд упорный
Ему был тошен; ничего
Не вышло из пера его.

Это далеко не Чаадаев. Более того, Пушкин, я думаю, резко отрицательно отнёсся бы к попыткам сделать из Чаадаева прототипа литературного героя. Он писал: «Слышал я, что Грибоедов написал комедию на Чаадаева. При теперешних обстоятельствах это очень благородно с его стороны». Это тоже, в общем, достаточно жёсткий намёк. Чаадаев, находившийся…

Что вы думаете о «Трудах и днях Свистонова» Вагинова? Согласны ли вы, что у Свистонова с Онегиным есть что-то общее — они оба поверхностные и в то же время всех презирающие?

Видите ли, конечно, это совершенно разные явления. Онегин действительно враг Пушкина, действительно «уж не пародия ли он?». Свистонов — это автопортрет в огромной степени. А он и не может быть, так сказать, мёртвеньким, потому что Свистонов, как вы помните, целиком перешёл своё произведение, он в нём растворился — как по замыслу Дэвида Фостера Уоллеса герой по имени Дэвид Фостер Уоллес переходит в свою налоговую контору и растворяется в её безднах. Свистонов действительно мёртвенький, потому что он триггер такой, курок, благодаря которому крутятся действия. Он собирает их всех, он описывает их всех. Он — человек-функция, писатель. А у триггера такого, у курка, у крючка — у него не может быть…

Что имел в виду Владимир Набоков написав: «Надо быть сверхрусским, чтобы увидеть пошлость в «Фаусте»»?

Вообще надо быть сверхрусским, чтобы увидеть пошлость везде. Русские видят пошлость везде, кроме себя. С точки зрения русского, пошлость – это и Гете, и Гейне, и Диккенс, все пошлость. А не пошлость – это убить себя об стену. Но и то, и другое – это, по-моему, одинаковая пошлость. А убить себя об стену – пошлость, по-моему, гораздо большая.

Я не думаю, что Набоков всерьез это говорит. Набоков как раз из тех русских, которые умеют уважать чужое. Я тут давеча для студенческих нужд перечитывал комментарий Набокова к «Онегину». Сам перевод я не беру, перевод, конечно, обычный прозаический. Но комментарий гениальный. Набоков проследил и вытащил на читательское обозрение такое количество вкусных…

Какой смысл Александр Пушкин вкладывает в произведение «Пиковая дама»?

Пушкин (имейте это тоже в виду, когда речь пойдёт о других его текстах) очень большую роль уделял эпиграфам, придавал им огромное значение. Это его сугубо прагматический подход. Эпиграф пишется не для того, чтобы подчеркнуть загадочность истории, взяв его совершенно из другой оперы, или, например, эрудицию автора. Нет, эпиграф у Пушкина — всегда существенная подсказка. Ну, в частности, видимо, выдуманный им английский афоризм «Ничто так не враждебно точности суждения, как недостаточное различение» в качестве одного из отброшенных эпиграфов к «Онегину» указывает очень точно, что не надо путать автора и героя. И не зря он потом повторяет: «Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной».…

Почему Печорин и Онегин — лишние люди?

Печорин не лишний. Это так сложилось, что он не может себя применить в этой эпохе. Дуэль лишнего человека со сверхчеловеком — это вечный сюжетный узел русской литературы. Онегин действительно лишний, но он лишний не в том значении, как говорил замечательный автор и критик Владимир Гусев (иногда совершенно неудобочитаемый, но очень неглупый). У него есть такая мысль, что лишним человеком мы называем человека, который соотносит себя с вневременными критериями — определяет свои критерии, исходя не из эпохи. Но это не про Онегина. Онегин как раз классическое дитя эпохи — модник, «уж не пародия ли он?». А лишний человек — это Долохов, потому, что он не любит никого или любит только родню ближайшую, и то,…

Не кажется ли вам, что девятая глава «Евгения Онегина» Александра Пушкина — это пример гениального рассуждения об истории России? Неужели истинные мысли Пушкина были такого фантастического уровня, а нам достался эзопов язык «Медного всадника»?

«Медный всадник» написан как раз написан не эзоповым языком, он очень ясно написан, просто надо отречься от примитивных представлений о противопоставлении героя и города. Там все сложнее. А что касается девятой главы. У Пушкина была строгая симметричная композиция, три части по три главы. В 9-й главе Татьяна должна была уехать за генералом своим. Мне кажется, что эта реконструкция Дьяконова самая точная. Конечно, Пушкин понимал больше, чем мог сказать, но мне кажется, что «Полтава» — пример потрясающей историософии.

Незаконченные романы

Незаконченными романы бывают по трем причинам. Либо автору надоело (или снялся конфликт), либо автор просто не успел закончить это по времени, вмешался бог, и книга приобрела вид незаконченной структуры, одного торса, но это гораздо значительнее и лучше получилось, потому что если бы «Тайна Эдвина Друда» была бы дописана, это не было тайной. Если бы были дописаны «Братья Карамазовы», обещанная большая вторая часть, то мы не знаем, к каким выводам пришел бы Достоевский. Но так вышло, что он как всю жизнь подражал Диккенсу, так и, получается, подражал ему и в этом.

Финальный незаконченный роман отзывается горькой трагической нотой: мы все-таки до конца не знаем, кто убил (и замечательная…