Почему Жюль Верн популярнее Райдера Хаггарда?

Во всяком случае это человек, значительно опередивший своё время. Он как раз человек очень традиционной культуры, он индус, но он как раз показал (вот это великолепная догадка Верна), что, непосредственно шагая через головы современников, будущее прорастёт из архаики. Вот корни русского модерна, например, в иконе, корни русского авангарда в XVIII веке. И капитан Немо — человек предельно традиционной культуры, который вот так шагнул в будущее. Может быть, как раз низкий старт архаической культуры является лучшим стартом для прыжка в будущее. Ну, как японцы, например, как Акутагава, который, отталкиваясь от традиции, улетел так высоко. Да, наверное.

Ну как же, их полно. Самые уютные и жизнеутверждающие романы — это романы Дэна Брауна. Это такой, если угодно, современный Жюль Верн с его рационализмом, с его познавательной информацией, упакованной в приключенческие тексты. Этого добра полно, и Дэн Браун из них только самый знаменитый. Их очень много. Самый прямой продолжатель Жюль Верна, по-моему, выдающийся поляк Эдмунд Шклярский, автор цикла о Томеке. Очень много всего жюльверновского в романе Томаса Пинчона «Against the Day», пафоса жюльверновского такого, освоения мира. Кстати, и в «V» довольно много, парадоксально.

Вот это интересная мысль: как Жюль Верн преломлен у Томаса Пинчона в «V». Я думаю, пинчоноиты могли бы много об…

Нет. Он — гениальный стилист. Когда Алексей Толстой уже незадолго до смерти прочитал рассказы Ивана Ефремова — палеонтолога, палеоархеолога даже, и захотел с ним встретиться, и спросил: «Откуда ваш ледяной стиль, блестящий?». Он ответил: «Я из Хаггарда в основном и Буссенара». Дело в том, что приключенческая, детская литература, ну, как бы детская, на самом деле, она, конечно, детской не была. Точно так же, как и вообще большая часть вот этих авантюрных, приключенческих романов начала века, она имела одну фундаментальную задачу — она отрабатывала стиль и композицию.

Понимаете, Высоцкий когда-то сказал: «Мои блатные песни были школой того, чтобы песня входила не только в уши, но и в…

Как раз «Западня» не пришла бы мне в голову первой. Я когда-то за день прочел «Карьеру Ругонов». Ну что хотите — мне было 12 лет. Для меня любовь Сильвера и Мьетты была личной драмой, личным переживанием. Я до сих пор думаю, что лучшая история подростковой любви, лучшее, что вообще написано о любви подростков — это «Карьера Ругонов».

Я прочел ее за день. Я в своей жизни 3 книжки (в этом возрасте) прочел за день: «Остров сокровищ» Стивенсона (я могу сколько угодно ругать эту книгу, но оторваться от нее нельзя), «The Picture of Dorian Gray» в оригинале и «Карьеру Ругонов» за сутки, за день. Ну, время было — что делать?

А вот из других романов Золя — у нас здесь с матерью общий вкус. Я дико люблю…

Как же их сравнивать? Сабатини — ремесленник, довольно крепкий и талантливый, много написавший, а Стивенсон — гений. И, понимаете, он прежде всего поэт, он автор самого влиятельного текста конца века «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Дорог он нам не пиратской своей стилизацией «Остров сокровищ», а философским нуаром «Владетель Баллантрэ» или «Черной стрелой». За что бы он не брался, он создавал великолепные образцы жанра. Но лучшее, что он оставил — это, конечно, «Приключения принца Флоризеля», и, разумеется, «Джекил и Хайд». Это потрясающие две хроники викторианских времен, которые эпоху запечатлели, я думаю, даже лучше чем Честертон, скажем, или чем Уайльд. Стивенсон —…

Вот если кто умеет писать страшное, так это Маша Галина. Она живет в Одессе сейчас, вместе с мужем своим, прекрасным поэтом Аркадием Штыпелем. И насколько я знаю, прозы она не пишет. Но Маша Галина – один из самых любимых писателей. И вот ее роман «Малая Глуша», который во многом перекликается с «ЖД», и меня радуют эти сходства. Это значит, что я, в общем, не так уж не прав. В «Малой Глуше» есть пугающе страшные куски. Когда там вдоль этого леса, вдоль этого болота жарким, земляничным летним днем идет человек и понимает, что расстояние он прошел, а никуда не пришел. Это хорошо, по-настоящему жутко. И «Хомячки в Эгладоре» – очень страшный роман. Я помню, читал его, и у меня было действительно физическое…

Гренуя с Фаустом нельзя сравнить именно потому, что Фауст интеллектуал, а Гренуй интеллекта начисто лишен, он чистый маньяк. Мы как раз обсуждали со студентами проблему, отвечая на вопрос, чем отличается монстр от маньяка. Монстр не виноват, он понимает, отчего он такой, что с ним произошло, как чудовище Франкенштейна. Мозг – такая же его жертва. Маньяк понимает, что он делает. Более того, он способен дать отчет в своих действиях (как правило).

Ну а что касается Гренуя, то это интуитивный гений, стихийный, сам он запаха лишен, но чувствует чужие запахи. Может, это метафора художника, как говорят некоторые. Другие говорят, что это эмпатия, то есть отсутствие эмпатии. По-разному, это…

Вот это и есть прием. Вот это и есть талант. Мы не знаем и никогда не узнаем, как она с ним связана. А просто все связано со всем. В письмах матери героя, сумасшедшей, доживающей в сумасшедшем доме, в письмах её к сыну зашифровано имя Дзампано. А она ничего о нем не знает, скорее всего, просто в мире действует общая сила, которая двигает людьми, как марионетками, а люди понятия об этом не имеют. Это прием Данилевского, иллюстрирующий эту мысль. Это просто чтобы вам было страшнее. А никак она не связана. Так-то проще всего подумать, что у нее что-то было с Дзампано и, может быть, он — отец героя… Допускайте все, что угодно. А важно, что все в мире связано со всем. Вот и все.

Да не ждала, они и так ее уничтожали. И я не думаю, чтобы задумана была ловушка, чтобы заманить ее сюда. Разумеется, было очевидно, что Эфрона после убийства Рейса они заберут. Вопрос о степени его участия там — был ли он только шофером, убивал ли,— это дискутируется. Но то, что для Эфрона не было пути, кроме бегства в Россию, это очевидно. А для Цветаевой бегство было совершенно не императивным. Она могла остаться там с Муром, но она же написала: «Вот и пойду, как собака». Она же писала ему в письме: «Я буду за вами ходить, как собака». И двадцать лет спустя написала в той же тетради: «Вот и пойду, как собака».

Я не знаю, осталась ли Цветаева в живых, если бы они остались с…