Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Почему так разочаровали «Предварительные итоги» Юрия Трифонова? Что посоветуете прочесть наподобие повести «Долгое прощание»?

Дмитрий Быков
>100

Ну, прежде всего — «Другую жизнь». Это самая совершенная книга Трифонова, точная и глубокая. Думаю, что во многом очень хороши и «Время и место», если читать без последней главы, написанной по просьбе жены (потому что так-то герой умирал, но ей захотелось, чтобы он жил, она увидела в этом мрачное предзнаменование). «Старик» — сильная книга. «Дом на набережной».

Понимаете, почему вас разочаровали, «Предварительные итоги»? Потому что мы любим хороших людей, а «Предварительные итоги» написаны о плохом человеке, о неприятном. Мне кажется, что эта такая, знаете, его внутренняя речь, его монолог — немножко это напоминает то, что Набоков называл «несвежим душком пожилого мужчины». Да, вот он такой: он пожилой, он несвежий, он довольно противный. Но именно для Трифонова в этот момент интересен такой персонаж, ему интересен советский конформист. А чего всё про хороших-то писать? Кстати говоря, и «Другая жизнь» — она тоже ведь не об очень хороших людях написана.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Что вы можете посоветовать из рассказов-воспоминаний о детстве? Есть ли рассказы от имени девочки, похожие на «Игры в сумерках» Трифонова?

От имени девочки только у Сусанны Георгиевской вспоминается, но там не от имени девочки, глазами девочки. А вообще рассказ Трифонова «Игры в сумерках» гениален, я с вами согласен. И особенно прекрасно, что он построен в той же манере, что тургеневские «Часы», потому что мы видим ситуацию глазами подростка, мы не понимаем, почему этот подросток…

То есть мы не понимаем девяносто процентов происходящего, потому что подросток не понимает, почему Давид так взъярился на казачка Василька, а он подозревает, что Василек соблазнит его возлюбленную черногубку. Мы не понимаем, почему поссорились братья. Мы-то знаем, что Порфирий Петрович (тоже краденое имя) фактически донес на брата, по крайней…

Какие произведения Юрия Трифонова и Виктора Астафьева вы считаете лучшими?

У Трифонова, понятное дело, рассказы второй половины 60-х: «Игры в сумерках», «Победитель», «Голубиная гибель», «Самый маленький городок», «Недолгое пребывание в камере пыток» (хотя это уже позже). А из повестей я больше всего люблю, конечно, «Долгое прощание». Просто, понимаете, «Долгое прощание» на уровне прозы, на уровне языка сделано совершенно волшебно. Когда меня спрашивают школьники, как писать прозу, что мне представляется идеальным, я всегда читаю вот этот первый абзац из «Долгого прощания». Хотя и «Дом на набережной» мне очень нравится (это роман, безусловно, а не повесть). Практически нет у Трифонова вещи, которая не нравилась бы мне.

И «Старик» гениальная вещь, очень…

Есть ли в современной России писатель, подобный Трифонову, который смог описать драмы городских жителей и поставить диагноз эпохе?

Из прямых наследников Трифонова наиболее заметный человек — это, конечно, Денис Драгунский, который просто трифоновскую манеру, его подтексты, его интерес именно к обостренным, таким предельно заостренным человеческим отношениям наиболее наглядно, мне кажется, и продолжает. У Петрушевской есть определенные черты.

Я думаю, что в романе Терехова «Каменный мост» были определенные следы трифоновских влияний, как и в его более ранних писаниях. Но мне кажется, что он всё-таки не усвоил трифоновскую манеру, трифоновскую плотность фразы, трифоновскую насыщенность намеками. Он берет скорее трифоновским синтаксисом — что тоже имитируется довольно трудно, кстати.

Так, из…

Как бы вы объяснили тот факт, что даже диссидентский сарказм конца социализма наполнен духом пропаганды имперского величия? Возможно ли изменить общество без сорока лет по пустыне?

В «ЖД» говорилось, что сейчас всё ускоряется, поэтому хватит четырёх – но думаю, дело не в том, что диссидентский сарказм наполнен духом имперского величия. Вопрос же был, почему это сейчас не воспринимается. Ответ элементарный: не воспринимается, потому что культура постсоциалистическая, тех времён, была рассчитана на умного читателя. Тоже маргинального, зрелого, даже несколько перезревшего, такой перезревший социализм. Это была литература, рассчитанная на созвучие душевное с тонким сложным человеком, который опознаёт большую часть цитат в «Алмазном моём венце» и все цитаты у Ерофеева, который привык к гротескному мышлению, к преувеличению, которого тошнит от скучного реализма.…

Высоцкий начал играть для своих, а своими оказались миллионы. Могут ли миллионы быть своими для поэта? Как вы видите своих читателей?

Миллионы должны быть своими для поэта. Потому что поэтическое слово для того так мнемонично, для того так хорошо запоминается (Бродский много об этом говорил), что в отсутствие печатной традиции оно становится всеобщим достоянием. Да, конечно, поэт во многом ориентирован на общественный резонанс. Многих моих, так сказать, бывших коллег это завело в кровавый тупик. Потому что эти ребята, желая резонанса, желая, чтобы их слушала и читала страна, перебежали на сторону худших тенденций во власти. 

Они стали поддерживать войну, кататься по стране с чтением военной лирики (очень плохого качества). Это нормально: когда у тебя нет общественного резонанса, когда твое слово не звучит,…

Зачем в рассказе «Игры в сумерках» Юрия Трифонова Борис ударил Анчика?

Он ударил Анчика не из-за чего-то, а почему-то; потому что в целом атмосфера такова. Ну как в фильмах Миндадзе, у него всегда такие фильмы-катастрофы, и люди ведут себя там непредсказуемо, они готовы с равной вероятностью целоваться, плясать, пить, прыгать с моста. Вспомните «Отрыв» — самую авангардную и, по-моему, самую раннюю его картину. Или вспомните дикую атмосферу «Милого Ханса, дорогого Петра»… Как раз сейчас вышла книга сценариев, так что многим, я думаю, станет понятно. Потому что жаловались на непонятность картины, а для меня она с самого начала была самым точным выражением эпохи. Потому что канун войны, всеобщая невротизация, всеобщее раздражение приводит к тому, что возникает…

Как вы относитесь к книге Трифонова «Время и место»? Зачем героя разделили на два персонажа, которые в конце книги встречаются?

Нет, смысл абсолютно очевиден. Но я могу, как мне кажется, трифоновский замысел понять. Трифонов считал, что те мальчики, которые описаны во «Времени и месте», исчезли и вымерли, и он вымер вместе с ними. Его как бы нет. Вот как Карась — один из этих героев — погиб, он погиб вместе со своим поколением. Выживший герой — это не совсем он, и раздвоение это произошло еще в «Московских повестях», вообще говоря, потому что выживающая часть Трифонова, московский писатель,— это герой «Предварительных итогов», который, в общем, ненавидит себя заслуженно. Он есть в Трифонове, и это конформный персонаж, он себя не любит. А есть Ребров, который был он настоящий. В нем же уживались писатель и историк, поэтому…

Верно ли, что Шулепа из «Дома на набережной» Трифонова — двойник Глебова, ведь они оба развиваются по нисходящей: Шулепа профессионально — стал грузчиком, а Глебов нравственно — стал обывателем?

Вы все поняли, но для Трифонова тоже не важно, чтобы плохое обязательно проигрывало. Глебов, он же Батон, в социальном смысле, скорее, выиграл, но тут, понимаете, вы задали точный вопрос и своевременный. Вспомните, как кончается «Дом на набережной». «А вдруг — чудо, и еще один поворот в его жизни?» Для Шулепы это чудо еще возможно, и, кстати говоря, это оказалось правдой. Потому что в конечном итоге выиграли Шулепы. Они устраивались мясниками, сторожами, от них зависело добыть место на кладбище или оковалок мяса, и они победили, власть-то они взяли, мир Глебовых рухнул. И очень хорошо понимал это Трифонов: а вдруг чудо, такая возможность для Шулепы существует?

Потому что для…