Почему мы опять возвращаемся к привычному: поиску врагов, казарменности, охранительству?

«Бумажный пейзаж» – это такая ретардация. Это замечательный роман про Велосипедова, там героиня совершенно замечательная девчонка, как всегда у Аксенова, кстати. Может быть, эта девчонка самая очаровательная у Аксенова. Но сам Велосипедов не очень интересный (в отличие, скажем, от Малахитова). Ну и вообще, видите, у писателя перед великим текстом, каким был «Остров Крым» и каким стал «Ожог», всегда бывает разбег, бывает такая «проба пера».

Собственно, и Гоголю перед «Мертвыми душами» нужна была «Коляска». В «Коляске» нет ничего особенного, nothing special. Но прежде чем писать «Мертвые души» с картинами русского поместного быта, ему нужно было на чем-то перо отточить. И вот он на…

Было четыре текста в 70-е, которые содержали такое мета-описание, метафорическое описание (и вообще мета-описание, потому что это описание, распространяющееся на все сферы жизни) советского опыта. Это «Пикник на обочине» Стругацких (советская мета-история такая), это «Дом на набережной» Трифонова, это «Остров Крым» Аксенова (описание советской интеллигенции в виде Крыма) и «Сандро из Чегема» Искандера, то есть попытка найти идеал для существования интеллигенции в статусе малого народа. Малый народ не отличается экспансией, он скромен, он хранит свои традиции, у него есть культ дома. Что мы можем? Мы можем стать похожими на Чегем. Что может взять интеллигенция от архаики? Вот этот…

Дело в том, что трикстер всегда один. Он разрушает мир, а женщина, в общем, собирает его и нуждается в этом собирании, в строительстве гнезда, поэтому рядом с трикстером женщина невозможна. Все попытки приписать Христу любовь к Магдалине, будь то в талантливом исполнении Пастернака или в бездарном исполнении Дэна Брауна, одинаково обречены. Вот вы приводите «Полуденного вора» — как бы серьезную схему, заложенную в основание масскультного произведения. Действительно, случаи, когда женщина помогала бы трикстеру, единичны. Может быть, это ситуация, условно говоря, Ходжи Насреддина, когда у него есть спутница, достойная его. Надо сказать, что, странствуя, он всегда оставляет её дома. В…

«Бумажный пейзаж» – это такая ретардация. Это замечательный роман про Велосипедова, там героиня совершенно замечательная девчонка, как всегда у Аксенова, кстати. Может быть, эта девчонка самая очаровательная у Аксенова. Но сам Велосипедов не очень интересный (в отличие, скажем, от Малахитова). Ну и вообще, такая вещь… Видите, у писателя перед великим текстом, каким был «Остров Крым» и каким стал «Ожог», всегда бывает разбег, бывает такая «проба пера».

Собственно, и Гоголю перед «Мертвыми душами» нужна была «Коляска». В «Коляске» нет ничего особенного, nothing special. Но прежде чем писать «Мертвые души» с картинами русского поместного быта, ему нужно было на чем-то перо отточить. И…

Ну что вы? Наоборот, «Скажи изюм» — это книга освобождения, в том числе освобождения от родины, от ее гипнозов, но это все-таки книга, которая из драмы и из травмы отъезда делает праздник. Очень депрессивны были последние советские сочинения Аксенова. Депрессивен был «Остров Крым» с его абсолютно трагическим финалом, депрессивен насквозь был «Ожог» (он говорил: «Сам я его разлюбил, это истерическая книга»), абсолютной депрессией проникнуты «Поиски жанры», и прорыв, счастье вдруг, когда он перестал соблюдать тысячу условностей, улетел на свободу — эстетическую и политическую,— это, конечно, «Скажи изюм». Это книга, которая остается некоторым призывом к самому себе: «Скажи…

Лопушанский. Потому что только Лопушанскому свойственно это ощущение пафоса и жесточайшей насмешки. И потом, понимаете, чтобы «Остров Крым» поставить, надо быть очень культурным человеком. И скажу вам больше: чтобы экранизировать Аксенова, надо Блока знать хорошо. А вот в последнем фильме Лопушанского «Сквозь темное стекло», который самим названием своим указывает на цитатность, Блок играет важнейшую роль. Блок вообще мне кажется главным поэтом двадцатого века. Впрочем, это я просто повторяю старую мысль Лакшина. И мне представляется, что хорошее знание Блока и для понимания Окуджавы, и для понимания Аксенова, и для понимания Горенштейна абсолютно необходимо. Потому что Блок понимает…

Понимаете, вне контекста сериала «Оттепель» это все рассматривать нельзя. Но, конечно, совершенно очевидно, что там герои одержимы таким примитивным мачизмом, поэтому война полов для них — часто упоминаемая тема. Надо сказать, что и вообще для оттепели, для самого периода, характерны, как это тогда называли в аннотациях, «обостренные нравственные поиски нашего современника», а если называть это нормальным языком, то это ситуация постоянной войны. Войны идеологической, войны полов, в том числе. Потому что хемингуэевские мачо жаждали реализации, никакой реализации, кроме бесчисленного количества партнерш, я думаю, они себе позволить не могли, как и герой Цыганова в…

Видите ли, замысел Аксёнова был неясен, пока он не начал на наших глазах забываться. Конечно, то, что Аксёнов тогда, верный своей теории полифонического романа, предпочёл упаковать серьёзные и глубокие идеи «Острова Крым» в такую авантюрно-провокативную и во многих отношениях масскультовую форму — это сослужило роману, наверное, не очень хорошую службу. Наверное. Потому что всё-таки сам по себе «Остров Крым» — это роман очень серьёзный, роман о том, что интеллигенции не следует стремиться к слиянию с народом; народ её съест — и она ничего не изменит. Нужно уметь обосабливаться, нужно уметь прокапывать проливы и выстраивать мосты. «Проложите, проложите хоть тоннель по дну реки»,—…