Думаю, что метафору не следует понимать слишком буквально. Превращение в слово или превращение в текст, как, скажем, в «Тени звука» у Леонида Генриховича Зорина, не всегда означает буквальное превращение во что-то такое незримое и эфемерное. Иногда это всего лишь литературный ход, открытый финал и так далее.
Я не знаю, куда исчез Костя Кромин в финале «Тени звука», и не знаю, что случилось с Сашенькой в «Vita nostra», но допускаю, что это всего лишь новая форма существования. То, что это не безумие, совершенно точно, потому что некоторые трансформации сознания, которые там описаны, уже давно поставили Сашу вне нормы.
Понимаете, концовка иногда для того и пишется, чтобы не скажу разочаровать читателя, но обмануть его ожидания, показать ему нестандартный выход, перевести его на другой уровень восприятия и так далее. Вообще концовка любого остросюжетного текста, по идее, должна разочаровывать.
Не говоря уже о том, что большинству людей всё-таки жалко расставаться с тем миром, который описан в «Vita nostra». Это далеко не Хогвартс. Это гораздо менее роскошный, гораздо менее праздничный, гораздо более жестокий и, если хотите, аскетичный мир, всё-таки восходящий к традициям советской, а не британской закрытой школы, советского интерната. Но мир этот, в котором возможны жестокие чудеса, говоря по Лему, всё-таки лучше, чем наша действительность.
И я считаю, что прощаться с этим миром жалко было и самим Марине и Сереже, поскольку их творчество всё-таки тяготеет к продолжениям, к циклизации. Я отнюдь не исключаю того, что «Vita nostra» получит какой-то вариант продолжения. Хотя идейным ее продолжением был «Мигрант», то есть «Brevis est».
