Кто такой Инсаров из романа Ивана Тургенева «Накануне»?

Любопытная мысль, Но на самом деле мне кажется, это просто пример бессмысленной жестокости. Тоже некоторое over-interpretation. Для Стивена Кинга, во всяком случае, собака (мы помним с собачкой Стикен в «Мешке костей»), конечно, друг человека, но не думаю, что душа.

Душа — это у Тургенева, совершенно четко. Во всех 3-х его текстах, посвященных собаке — в «Муму», в рассказе «Собака» и в стихотворении в прозе «Собака» — эта метафора прослеживается. Кстати говоря, его знаменитые « Пятьдесят недостатков ружейного охотника и пятьдесят недостатков легавой собаки» только притворяются текстом об охоте. На самом деле это текст о литературе. Спроецируйте, экстраполируйте это на писательский…

Да вот я как раз давал урок по «Асе»: это сила или слабость — то, что такой человек не готов к любви? Может быть, он четко понимает, что сила в данном случае тождественна какой-то слепоте, прямоте. Представьте, если бы он ответил любовью на любовь Аси. Поехали бы они в Лондон, а она бы там увидела болгарского революционера, полюбила и убежала бы к нему. Три судьбы сломаны, кому хорошо?

Ася — это не просто сильная натура. Вот она сильна для любви. Но она еще и грубая довольно натура, в общем. Она натура чувственная, бесконечно трогательная, но жестокая. Вот «Елена» в «Накануне» — сильная женщина, а можно ли сказать, что она сопоставима по богатству внутренней жизни с Шубиным или Берсеневым? Нет, она, в…

Да нет, конечно, не было. В конце концов, не такая оригинальная схема — сюжет «Обрыва», чтобы подозревать Тургенева в использовании рассказанного ему когда-то сюжета. Просто у Гончарова — человека с некоторыми душевными патологиями, которые усугублялись к старости, очень сильна была прокрастинация, описанная в «Обломове» им же. Он и роман этот («Обрыв») писал двадцать лет, он ему опротивел, превратился в анахронизм. А Тургенев писал быстро, стремительно написал «Дворянское гнездо», после этого — стремительно «Отцов и детей», да и «Накануне». И у Гончарова, видимо, было такое ощущение, что, пока он вдумчиво работает, Тургенев сшибает какую-то публицистику по верхам, чтобы быть…

Русский человек на рандеву — это рефлексирующий, не слишком решительный человек, которому действие противно, противно слишком решительное действие. Это именно Шубин или Берсенев на фоне Инсарова, если брать «Накануне». Да, я считаю, что революционер, человек активного действия, сильно утрачивает (как Гамлет утратил бы) и рефлексию, и психологию, и глубину, утрачивает собственное «я», когда переходит к активным действиям. Русская интеллигенция, когда она встала на сторону Ленина, тоже многое потеряла. Правда, с другой стороны, вечно рефлексировать, наблюдая творящуюся несправедливость, тоже невозможно. Это выбор до известной степени трагический.

Понимаете, а если бы…

Тургенев считал его великим писателем земли русской, Толстой говорил: «Одно, в чем он такой мастер, что руки опускаются писать после него, это природа». При этом у Тургенева были слова об «Анне Карениной»: «Манерно и мелко, и, страшно сказать, скучно». У Толстого были довольно скептические отзывы о тургеневских романах, которые казались ему предсказуемыми и плоскими. Это я не дословно формулирую, но мнение его о романах, в особенности поздних, было довольно негативным. Потом Толстой написал ему примиряющее письмо: «Все-таки я не чувствую никакой враждебности к вам, и протягиваю вам руку». И они дружили, и прекрасно себя чувствовали в последние годы, и Толстой принимал Тургенева в Ясной…

Видите ли, объективно, по факту, вы безусловно правы. Но вопрос в том, что герой-то любим автором, и больше того, он любим Ольгой, которая не случайно ведь Ильинская — там все значимые фамилии в этом романе. Наследие классицизма торчит. Штольц — это гордыня, Пенкин — это пенка, поверхностность, Тарантьев — такое мелочное раздражительное тарахтение, Судьбинский — карьерист, целиком зависящий от судьбы, а не от талантов. Оболомов обломался, он не виноват: жизнь его обломала. Его трогает жизнь, описывая свой невроз, Гончаров пришел к его оправданию. Объективно, конечно, Обломов ужасен. Но в том-то и дело, что русская литература, стремясь разоблачать, кончает тем, что…

Желательно. Это создает контекст. Вот Лев Аннинский считает, что писать о книге надо так, как будто ты первый, кто о ней пишет. Это позволило ему очень своеобразно о «Как закалялась сталь». Читаешь эту книгу и поражаешься: один и тот же роман вы читали? Он сумел свежим взглядом его написать. И, кстати, легализации Аннинского-критика, который до этого был всегда таким анфан-терриблем, это очень способствовало. Эта книга вызвала дикий хай, с другой — почти официальное признание. И вошла в школьную программу в 80-ые годы. «Как закалялась сталь» он сумел прочесть так, как будто до него этот роман вообще никто в руки не брал.

Но я думаю, что сегодня воспринимать советскую классику, и тем более,…

Для меня ключевой момент здесь — конечно, Тургенев. Я читал к его двухсотлетию довольно большую лекцию студентам, в том числе и американцам. Когда вы будете им рекомендовать Тургенева, объясните, что Тургенев как человек вообще более тонкий и более, если угодно, душевно деликатный, чем Толстой и Достоевский, он фиксируется на явлениях тоже гораздо более тонких и в каком-то смысле гораздо более интересных, чем то, что привлекает Толстого и Достоевского. Для него страшная природа человека — это уже sine qua non, непременное условие, это то, без чего нельзя. Он уже это принял. И он идет дальше и шире. Он размывает границы прозы. Он ищет синтез прозы и поэзии.

Социальное Тургенева не волнует…

Ну, видите ли, художественное слово… Есть такая метафора у Тургенева. Рассказ «Собака» очень в этом смысле показателен. Писатель и его душа — это охотник и его собака. Вот собака у Тургенева — это душа, поэтому Герасим убивает Муму, и он убивает свою душу, потому что без этого он не убежит от барыни, без этого он не станет свободным. Душа — это главный писательский инструмент поиска. Собственно писатель только тем и занимается, что расчищает в себе душу или, так сказать, прислушивается к её показаниям. Понимаете? Вот обычно мы душу не слышим, но писателю надо как-то расчистить её в себе, как родник некий (простите за банальность), и тогда он её услышит. Вот такую роль играет художественное слово, к…

Слушайте, отношение Тургенева к Соломину — это довольно непростая идея, довольно непростая история. Тургеневский сверхчеловек — он вообще герой довольно противный (Инсаров, например). Тут же вечный вопрос, это дети всегда в школе спрашивают: «А кто собственно главный роман «Накануне»? Как Тургенев относится к Инсарову?» Да плохо он к нему относится. Понимаете, главный герой «Накануне» — Шубин, ну, в каком-то смысле Берсенев. Там Тургенев как бы раздваивается на эти две ипостаси свои: такой немногословный Берсенев и мягкий женственный добрый Шубин. Конечно, Шубин, которого, кстати, играл Юрий Любимов в вахтанговской блистательной инсценировке,— Шубин там наиболее симпатичный герой.…