То, что Лавкрафт, как и многие люди, увлекающиеся мистикой, был так или иначе заражен и отравлен идеями крайне архаическими (а возможно, что и нацистскими, но в романтическом, готическом изводе)… Понимаете, когда вы занимаетесь готикой, у вас всегда есть соблазн – а вот у меня энциклопедия готики стоит на видном месте, это моя настольная книга, и применительно к Гоголю, кстати, тоже, – так вот, когда вы увлекаетесь готикой, мистикой, вы всегда немного реакционер. Потому что идея личной ответственности, идея рациональная предполагает большую – и человеческую, и художественную – трезвость. А человек, занимающийся готикой, всегда немного опьянен. Да, у него есть шанс увлечься черной нацистской мистикой, мистикой в духе Дугина, вообще мистикой в самом ее неприятном изводе.
Лавкрафт, как человек мистический, имел к этому повышенную предрасположенность. Это не портит художественных текстов Лавкрафта, но это не делает его несколько более уязвимым для всякого рода темных идей. Да и вообще, увлечение мистикой чревато, даже христианской мистикой. А уж увлечение мистикой такой готической, хоррорной и триллерной – это делает вас не просто исследователем зла, а человеком, который приближается к этим силам, подходит на слишком близкое к ним расстояние. Я думаю, что у Грина были такие же соблазны. У Грина вообще с Лавкрафтом много общего. Грин просто более светлый, со светлой сущностью, он был более светлым человеком.
Лавкрафт вообще был мрачный и депрессивный тип. Жизнь его была трагическая и одинокая. Именно поэтому он так горячо отзывался всем читателям, вступал в переписку. Для него это было шансом общения.
