Войти на БыковФМ через
Закрыть

Как вы относитесь к проблеме эмиграции?

Дмитрий Быков
>100

Национальный спорт в России — мечта об эмиграции, разговоры об эмиграции. Мое отношение не изменилось, но, как говорил Аннинский, для меня эмиграция приемлема только в случае выбора — или ногами вперед или эмиграция. То есть когда речь будет идти буквально о спасении жизни.

Я не очень люблю отрываться от среды, не очень хочу. Мне многое интересно досмотреть здесь. Вот Невзоров сказал: «Я зоолог, мое место в зоопарке». Я люблю ссылаться на эту цитату, но у меня какие-то другие мотивы. Мне многое интересно в нынешней России. Интересно явление и довольно массового укладывания под тенденцию, и столь же массового сопротивления тенденции.

Есть из чего выбирать, есть за чем наблюдать. «Будем наблюдать» — такой же лозунг, как «На Берлин!», «На Стамбул!» — в данном случае «На Вашингтон!». «Можем повторить». «Будем наблюдать» и «Можем повторить» — такие два полюса ситуации, которые одинаково интересны.

Я никогда не осуждал эмиграцию. Я никогда не завидовал эмиграции. Это вариант, который остается всегда, когда нет другого варианта. Такой вариант самоубийства для сохранения чести, но вариант более мягкий. Я всё-таки думаю, что отрыв от языка чреват превращением текста в замороженную клубнику, как сказал об этом Набоков.

Но с другой стороны, у меня всегда есть чувство, что с некоторого момента пребывание здесь становится соучастием. Ты начинаешь разделять ответственность за некоторые вещи, которые делать не хотелось бы. Которые очень резко ухудшают ситуацию. Это неизбежный эффект — один из.

Так что и уезжать, и оставаться… Да потом еще, переезжая куда-то, ты начинаешь разделять ответственность за эту территорию. Другого глобуса-то нет. Поэтому да, это такая вечно трудная проблема.

Дело в том, что, понимаете, ведь нельзя в России просто жить. Если бы была возможность, условно говоря, как-то дистанцироваться или жить здесь, находясь в башне из слоновой кости, в собственном внутреннем мире, если бы была возможность просто существовать, не разделяя ответственность…

Наверное, где-то в мире такая возможность есть. Но у современной России ее нет. В современной России ты обязан сплотиться вокруг лидера. Сейчас уже надо всё время доказывать свою лояльность. Ты не можешь находиться в публичном поле, не крича публично: «Нет, Байден не имел права такого говорить! Это не язык дипломата, не язык президента — это маразм! У них целуют ботинки — у нас семья и традиционные ценности. У них каждые 10 минут взрывают бомбу — у нас братски помогают. У них запрещают русский язык — у нас расцветают все цветы». Знаете, как-то это очень чревато, очень горько.

Поэтому, с одной стороны, очень поучительно, и полезно, и стимулирует для талантливого автора наблюдать такую стремительную деградацию. С другой, ты начинаешь немножко в ней участвовать. И это, в общем, уже скорее вопрос спасения душевного здоровья. Так что нелегко. Я никому не даю советов, к сожалению.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Не могли бы вы рассказать о Владимире Краковском? Правда ли, что автор преследовался КГБ и потом толком ничего не писал?

Краковский, во-первых, написал после этого довольно много. Прожил, если мне память не изменяет, до 2017 года. Он довольно известный писатель. Начинал он с таких классических молодежных повестей, как бы «младший шестидесятник». Их пристанищем стала «Юность», которая посильно продолжала аксеновские традиции, но уже без Аксенова. У Краковского была экранизированная, молодежная, очень стебная повесть «Какая у вас улыбка». Было несколько повестей для научной молодежи. Потом он написал «День творения» – роман, который не столько за крамолу, сколько за формальную изощренность получил звездюлей в советской прессе. Но очень быстро настала Перестройка. Краковский во Владимире жил,…

В каком возрасте и как вы узнали о сталинских репрессиях и красном терроре?

Когда я впервые узнал. У вас дома есть рано научившийся читать ребенок, к тому же этот ребенок часто болеет и в школу не ходит (а я до удаления гланд болел ангинами довольно часто и даже бывал на домашнем обучении по несколько месяцев). Это кончилось, гланды мы выдрали, и я даже стал слишком здоров. Но было время, когда я проводил дома очень много времени и все это время читал. Слава богу, библиотека у матери была огромная, собранная за долгие годы, начиная с первой покупки Брюсова на первую стипендию и кончая огромным количеством книг, унаследованных из далеких времен – из бабушкиной, из прабабушкиной коллекций (типа «Голубой цапли»). Многое утратилось при переездах, но многое было.

Так вот,…

Почему, несмотря на то, что ГУЛАГ детально описан, он до сих пор не отрефлексирован?

Люблю цитировать (а Шолохов еще больше любил это цитировать): «Дело забывчиво, а тело заплывчиво». Он не был отрефлексирован, потому что огромное количество людей радовалось ГУЛАГу. Нет большей радости для раба, чем порка другого раба или даже его убийство.

Слепакова в поэме «Гамлет, император всероссийский» (это поэма о Павле Первом, определение Герцена, вынесенное ею в заглавие): «Из тела жизнь, как женщина из дома, насильно отнята у одного, она милей становится другому». Замечательная плотность мысли. Да, это действительно так. И для раба нет больше радости, чем ссылка, тюрьма или казнь другого раба, а иногда – надсмотрщика. Об этом тоже позаботились. Иными…

Не кажется ли вам, что зверства англичан, описанные в книге Диккенса «История Англии для детей», были гораздо жестче, чем в России при Иване Грозном и Петре I?

Я думаю, что не надо чужим зверством оправдывать наше. Во-первых, всё-таки количество казней несравнимо. Россия страна большая, и масштаб тоже серьёзный. Прочтите книгу «Дыба и кнут: политический сыск и русское общество в XVIII веке», Анисимова, там содержится очень много интересного. Да хотя бы пикулевское «Слово и дело» прочтите.

Что касается, так сказать, уникальной жестокости Англии. Я думаю, что в этом смысле всё Средневековье примерно на одном уровне, но у Англии есть мощный компенсаторный механизм. Культ человеческого достоинства был развит в Англии очень высоко. И аристократия в Англии существовала. Она не была неприкасаемая, конечно, достаточно вспомнить заговоры —…

Нравится ли вам барон Роман фон Унгерн-Штернберг как исторический деятель?

Понимаете, о бароне Унгерне мы все знаем благодаря замечательным книгам, многократно переиздававшимся, начиная с «Самодержца пустыни», и благодаря Юзефовичу (недавно вышел новый вариант в серии «Жизнь замечательных людей»).

Барон Унгерн как исторический персонаж мне очень не нравится. Я не люблю романтизации этого человека. Я понимаю, почему его романтизируют. Он выглядит таким белым рыцарем. По-моему, он обыкновенный самолюбующийся садист, каких было довольно много, и садическое в нём первично, а убеждения вторичны, садическое просто на уровне физиологии. Мне кажется, что тот же Горенштейн, который написал о нём замечательный сценарий (может быть, полный фактических…

Какие есть романы в жанре альтернативной истории про Февральскую или Октябрьскую революции?

Конечно, нескромно называть роман «Правда» (мой и Максима Чертанова), но нельзя не назвать роман Яна Валетова «1917», где в центре событий поставлен совершенной другой человек – миллионер  и сахарозаводчик. Вы легко угадаете, кто. Я, конечно, говорить не буду. Но роман Валетова «1917»  писался как сценарий сериала. Валетов вообще очень хороший писатель («Ничья земля» – пророческая тетралогия), да и друг мой близкий. Я днепровскую литературную школу ценю выше всего. Валетов – важный для меня человек, на которого я оглядываюсь, за чьими реакциями я слежу, жду, что он напишет сейчас. Он взял паузу на время войны и занят совсем не литературными делами. Но что бы он ни делал, он писатель…

Почему во время тяжёлых исторических периодов для России растет интерес к оккультизму? Почему в самые сложные моменты русский человек обращается не к Богу, а к псевдо-чародеям?

Не всегда и не все. Дело в том, что интерес к оккультизму вместо интереса к Богу, к самоанализу, даже, может быть, вместо атеизма, в котором есть свои привлекательные стороны, интерес к оккультизму — это шаг назад. Ну, примерно, как интерес к национализму, крови и почве вместо космополитизма, интернационализма, открытости и так далее. Да, переходные эпохи, да, трудные времена — они приводят обычно к некоторой деградации.

Понимаете, Русская революция дала вспышку модерна, но давайте не забывать, что эта вспышка модерна имела быть перед, в предреволюционной ситуации. А в семнадцатом, восемнадцатом, двадцатом годах с великим искусством обстояло трудно. Так же собственно, как и с…