Видите, Анчаров был человеком очень разнообразно одаренным. Замечательный поэт, бард, один из первый в России. Художник очень своеобразный, прозаик крайне интересный, музыкант талантливый. Человек разнообразных и удивительных дарований. Когда человека так разрывает во все стороны, немудрено, что будучи талантливым во всем, он вершин не достигает почти ни в чем.
Я думаю, что в жизни Анчарова были два великих достижения. Первое – это его песни, среди которых есть действительно великие – «Звук шагов да белый туман», там есть какая-то такая нота невыносимой тоски. Я не беру его кинодраматургию, он был первым русским сценаристом сериалов (довольно, кстати, так себе), он был создателем такого сериала «В одном микрорайоне», из которого мне помнится только песенка Караченцова:
Заря упала и растаяла.
Ночные дремлют корпуса.
Многоэтажная окраина
Плывет по лунным небесам…
Понимаете, эта Благуша, эти московские пролетарские окраины, о которых всю жизнь писал Анчаров, – я это застал, застал этих стариков, забивающих «козла» во дворе. Застал этих старых пролетариев, застал эти коммунальные склоки. И для меня это, конечно, талантливое искусство, но немного второсортное, немного обывательское. А были у него песни, проникнутые какой-то вселенской тоской. Прежде всего «Балалаечку свою я со шкафа достаю», потом, конечно, все эти песни с длинными названиями – «Песня об органиста, который заполнял паузы, пока певица отдыхала». Это хорошие песни. «Святой из десанта». Это выдающееся искусство.
Что касается второго взлета в его жизни, главного – так это, конечно, его роман с Джоей Афиногеновой. Джоя Афиногенова, которая, прожила, по-моему, лет 28, 27 – это одна из самых потрясающих судеб в русской литературе. Она была дочерью Александра Афиногенова и американки, с которой он в Штатах познакомился и которая за ним поехала в Россию. Или она раньше приехала, и они здесь уже встретились. Это надо утончить. Афиногенов – интересный человек, автор блестящей пьесы «Страх», РАППовец, пощаженный Сталиным. Вот Киршона Сталин не пощадил, он представлялся ему бездарем. У Сталина был такой прагматический подход: если человек хоть в чем-то талантлив, его можно было сохранить хотя бы для престижа. Афиногенова он пощадил, когда расправлялся с РАППом. Афиногенов погиб позже, но тоже случайно, глупо и странно. Он пошел забирать какой-то документ из здания ТАСС перед эвакуацией. И единственная бомба, упавшая рядом, единственным осколком убила его в кабинете, когда он на секунду туда забежал. А после этого вдова погибла от пожара на пароходе, когда ездила в Штаты собирать помощь для России, насколько я помню.
И вот Джоя, их дочка, осталась сиротой в шесть с чем-то лет. Около того. Ей полагались – по завещанию – довольно большие сбережения и гонорары Афиногенова, ведь пьесы шли. Значит, ему причиталось, и все выплаты должны были достаться дочке после достижения совершеннолетия. Когда ей было 16 лет, она в писательском поселке ехала на велосипеде. И они с Анчаровым буквально натолкнулись друг на друга. Она упала, то ли вывихнула, то ли сломала ногу. Он ее понес на руках, и вот пока он на руках ее нес в дом, она успела в него без памяти влюбиться. Тем более что Анчаров был мужчина с такой гвардейской статью, ветеран войны, чрезвычайно привлекательный и талантливый.
Джоя была такой маленькой принцессой, она была очень своевольна. Кстати, сохранился ее портрет его работы. Видно, насколько она красива и поразительно сексуальна. Дикая смесь полуамериканского происхождения, трагической судьбы, участи Маленькой разбойницы и безбашенного темперамента, – это все привело к тому, что они поженились, когда ей было еще 17 лет. Какое-то время прожили вместе, но она так была устроена, что не могла долго быть ни с кем. Это ответ на вопрос, что было бы в повести «Ася» Тургенева, если бы герой действительно согласился на любовь Аси. Она бросила бы его через год, это естественно. Они поехали бы в Лондон, она увидела бы там Герцена, и все, поминай как звали.
Джоя Афиногенова прожила с Анчаровым по ее меркам довольно долго – три года они были счастливы. Причем это была такая абсолютно безалаберная жизнь, постоянно какие-то гости, какие-то застолья. Она влюбилась в его приятеля, а Анчаров, которому некуда было деваться, продолжал жить в ее квартире и терпеть роман, который разворачивался у него на глазах. И она, как свойственно женщинам этого типа (таким порывистым), тут же перестала заботиться о его чувствах, ни малейшего чувства вины не испытывала: «Как моя левая нога захотела, так и стало». И он ушел, конечно, но это был для него тяжелейший удар: он-то влюбился в нее глубоко и серьезно, как умеют влюбляться такие основательные мужчины. И тут же, через два, что ли, года, она умерла от почечной недостаточности, от врожденного заболевания почек, которое просто вовремя не распознали. Абсолютно тоже без каких-либо признаков и примет.
Довольно жуткая история. Но то, как он ее прожил; те муки страсти, ревности, жалости, которые он к ней испытывал; те песни, которые он вокруг этого написал, – это серьезное событие. Я не большой адепт жизнетворчества, но я считаю, что если человек пережил трагическую сложную любовь, это можно приравнять к написанию хорошего романа. Особенно если он пережил ее достойно. Но таких примеров очень мало – тех, кто в любви вел себя безупречно.
Я думаю, что и Анчаров порядочно скандалил. Но это были высокие чувства, непростые. Да и сама судьба этой девочки, так мало прожившей, так ярко сверкнувшей, столько выпившей при этом, – это, конечно, грандиозная биография. Я люблю вот эти судьбы русской оттепели, в которой столько было хмельных, безбашенных, трагических романов и удивительных финалов. Вот судьба Инны Гулая – это, конечно, трагедия. И вокруг нее были трагедии. Она не в последнюю очередь была причиной гибели Шпаликова, тут и сомневаться нечего. Но и он ей сильно кровь попортил. Такие два «ангела» могут с ума свести кого угодно – и друг друга, и толпу людей вокруг. Для меня как раз Гулая – это грандиозная судьба, при том, что она так ужасно кончилась.
