Это такой культ сложности, переусложненности, возвращения к элитарной литературе, ищущей сложные приемы. Понимаете, почему, скажем, «Infinite Jest» Дэвида Фостера Уоллеса мне представляется, с одной стороны, замечательным текстом, а с другой — все-таки художественным поражением? Потому что с одной стороны эта книга сделала фактом такое вот переусложненное сознание модерниста, когда, чтобы описать качение болта по полу, приводится физическая формула этого движения. Масса ассоциаций всплывающих, дикое многословие: для того чтобы просто описать жест поднятия ракетки, тратится страница. Это фиксирует такой тип сознания.
Это тип сознания человека, живущего в эпоху сингулярности, когда ему в голову постоянно прилетает с разных сторон неконтролируемое количество разнообразной информации. В результате он просто очень часто теряет на этом главную мысль. Это метамодернистский роман, конечно, но при этом у меня есть ощущение, что в этом романе есть определенная элементарная нечитабельность, художественная его не переусложненность, а просто избыточность. Потому что там очень много лишнего на самом деле. Я когда по-английски его читал, я очень многое пропускал. Это сейчас, по-русски когда я его читаю, то уже без пропусков. Но все, что касалось тенниса, мне было неинтересно. Вот канадский сепаратизм — это весело.
Просто, понимаете, для многих чтение этой книги — это тоже момент такого престижа. Она такая огромная, но, простите, роман Антоновской «Великий Моурави» ещё больше. Вы же его не читаете? Там семь томов, по-моему. Чтение Пруста тоже для многих элемент престижа, а мне кажется, что известная переусложненность и, я бы даже сказал, не переусложненность, а просто текстуальная избыточность, этой книге повредила. Потому что там же очень много и пронзительных кусков, и личных, и даже эмоционально очень ярких. Но все это, к сожалению, тонет в описании компьютерной (тотальной) игры, в описаниях ядов, воздействующих так или иначе на сознание. Это очень американская книга, и, действительно, американская реальность там выражена как мало где. Я просто думаю: а нельзя это было сделать экономнее? Притом, что для меня Дэвид Фостер Уоллес и особенно «Бледный король» — это для меня выдающийся совершенно формальный опыт.
