Есть ли нехудожественные произведения, которые нужно изучить, чтобы лучше понимать природу творчества?

Новодворская считала его лучшим романом Хемингуэя. Я не считаю лучшим, но там есть, в третьей части особенно, замечательные куски. В общем, в основном вы правы, конечно, самоповторная вещь. Хэм… Понимаете, что с ним происходило? Вот Фолкнер, с которым они друг друга недолюбливали, хотя шли ноздря в ноздрю и «Нобеля» своего получили почти одновременно (Фолкнер, кстати, раньше, по-моему), вот для Фолкнера весь его творческий путь — это преодоление новых и новых препон. Он уперся в стенку — пошел дальше, пробил ее. Уперся — пробил дальше. Он меняется же очень сильно. Фолкнер «Притчи», Фолкнер «Особняка» и Фолкнер «Света в августе» — это три разных писателя. А Хэм более или менее все-таки…

Видите ли, такой персонаж, как вот этот вот маньяк из «Коллекционера», то есть собственно collector, вот этот коллекционер — об этом очень точно сказал Лев Щеглов: «Для них высшее наслаждение — это покончить с собой, уничтожить себя». И я думаю, что для этого типа, для его маньячности закомплексованной самый такой вариант очевидный — это бросить миру последний вызов, это оглушительно покончить с собой. Думаю, что-то вот такое, потому что, во всяком случае, его безумие будет развиваться в этом направлении.

Смотрите, какая история происходит в американской прозе в начале 60-х годов. После смерти Фолкнера, самоубийства Хемингуэя, ухода Сэлинджера в творческое молчание, кризис большой литературы становится очевиден. Она явственно раздваивается. Она разделяется на успешную, хорошую, качественную, но коммерческую беллетристику и на «новый журнализм», на документальные расследования, потому что писать серьезную прозу становится невозможно. Расслоение затрагивает всех. Да, и как отдельный раздел — фантастика, которая тоже, в свою очередь, делится на интеллектуальную, как у Ле Гуин, и на развлекательную, как много у кого. Хотя опять же, качественный мейнстрим все-таки наличествует. Но…

Видите, почему именно Сол Беллоу, я никогда не понимал. Конечно, на фоне таких гигантов, как Хемингуэй и Фолкнер, он, наверное, фигура не самого первого ряда. Наверное, есть претензии к Солу Беллоу по части его чрезвычайно узкой тематики и по части его довольно специфического юмора. Но я могу попытаться предсказать, почему он.

Именно напряженность интеллектуального поиска и чувство глубокой личной уязвленности, подлинность абсолютная – он же очень автобиографичный. Подлинность абсолютная во всем, что он делал. Это подлинность страдания, напряженность исканий. Наверное, так. Я только Чивера могу рядом с ним поставить. И то у Чивера в прозе – например, в «Bullet Park», который я…

  «Нос». Я давал американским студентам «Нос» в рамках гоголевского курса. И я попросил их проанализировать «Нос» с разных точек зрения – фрейдистской, лирической. Какая-то shape, какая-то грань личности вас покидает, бывает же такое? И вот мальчик, который сравнил гоголевский рассказ с рассказом Акутагавы, блистательный сделал доклад. Ну как мальчик, ему тридцатник полновесный. У меня студенты разновозрастные, пестрая группа. Так вот, он сделал замечательный доклад о том, что вещь, которая нас тяготит; порок, от которого мы пытаемся избавиться, может быть самым прямым, самым точным выражением нашего «Я». И наверное, это лучшее, что вы можете дать миру. А вы пытаетесь с этим бороться и…

Я не берусь подробно разбирать «Волхва», это довольно сильное и довольно путаное произведение. Я гораздо больше люблю «Коллекционера», и, если уж на то пошло, гораздо больше люблю пять повестей, входящие в круг «Башни из черного дерева». Самый слабый роман Фаулза — это, по-моему, «Дэниэл Мартин», а «Волхв» — интересный, яркий роман, но в нем есть порок всех первых книг: когда автор пытается вложить в нее все, что он успел к этому моменту понять и все, что его живо волнует. Второй роман — «Коллекционер»,— который первым был напечатан, гораздо изящнее, вывереннее, сложнее и многоплановее, если угодно. «Волхв» — это книга довольно инфантильная. При том, что я очень его люблю, мне жутко интересно было…

«Волхв» – это книга, которая нуждается в очень серьезном осмыслении. Мне бы надо его перечитать и, может быть, не один раз.

Если говорить в общем, то я не считаю «Волхва» лучшей вещью Фаулза. «Коллекционер» лучше, соразмернее. Самая удачная его вещь – это «Бедный Коко». Самая неудачная – это, по-моему, «Дэниэл Мартин». Но Фаулз – единственный писатель такого ранга (классик, безусловно), у которого можно проследить абсолютно четкую тему и лейтмотивы. Это не обязательно секс с близнецами, что тоже один из его навязчивых инвариантов. Но если говорить о главной теме Фаулза, то Фаулз – это поэт неразрешимых конфликтов. И Николас, главный герой «Волхва»; то, что проделывает с ним Кончис, – это…

Что я могу сказать? Больше всего из написанного Фаулзом я люблю два тома его «Дневников», изданных по-английски (по-моему, выходили и по-русски, какие-то куски). Это самая напряжённая, самая для меня важная, самая исповедальная часть его прозы. Может быть, это моя вечная тоска, как уже было сказано, по прозе исповедальной. А что касается его романов. Вы сейчас будете, конечно, тоже меня все топтать. Я больше всего люблю «The Collector» («Коллекционера»), потому что в нём самый неразрешимый конфликт. Я не очень люблю «Волхва». То есть я с наслаждением его перечитываю, это хорошая книга, но мне не очень понятен общий его замысел, и я не очень понимаю, что такое Кончис, какую «гностическую…

Понимаете, я понимаю, что Буковски – трогательный автор. И фраза «dirty old man love too» – это фраза, под которой любой подпишется после 30 лет. Но я никогда Буковски не любил. Он мне симпатичен как персонаж, но несимпатичен как автор. Его сравнивают с Довлатовым: мне кажется, что это все какая-то литература, не дотягивающая до великих эмоций. Где у Фицджеральда или Хемингуэя гибель всерьез, там у Буковски обаятельный алкоголизм. И мне многого не хватает в его прозе. При всем обаянии его таланта он писатель не того ранга, что и великие проклятые монстры литературы 30-50-х годов.  Не Фолкнер, прямо скажем, хотя Фолкнер пил не меньше. Просто алкоголизм Фолкнера приводил его к мрачным…