Что вы посоветуете почитать следующим после «Шума и ярости» и «Света в августе»?

Это блистательный роман семейного упадка. Это очень южная книга. У меня есть лекция о Фолкнере, довольно подробная, но я только должен сказать, что мне «Деревушка» всегда казалась скучноватой. Да и «Особняк», в общем, скучноватый роман. Простите, мне очень стыдно, но я больше люблю «Свет в августе», я больше люблю «Шум и ярость», даже «Притчу», но сноупсовская трилогия кажется мне слишком реалистичной, что ли. Хотя другие многие фолкнеровские сочинения кажутся мне наоборот чересчур гротескными по нагромождению ужасов. А так, в принципе, это нормальный роман семейного вырождения на Юге, и это вполне в тенденции южной готики, рассказывающей постоянно об оскудении, вырождении, забвении и…

Нет, конечно, я не думаю, что он имел в виду Евангелие. Евангелие — история сына Божьего, а «Шум и ярость» — история семейного распада Компсонов, совершенно другой жанр. Я думаю, скорее четыре темперамента, и то непонятно; скорее, четыре стихии. Вспомним рассказ Шекли «Четыре стихии», где вода ознаменована кротким идиотом, без которого, тем не менее, личность неполна. Вот я боюсь, что Бенджи — это если не один из четырех темпераментов, то хотя бы одна из стихий. Евангелисты здесь, я думаю, совершенно ни при чем.

А чего там думать, собственно говоря? Это вещь достаточно подробно обсуждена и прокомментирована самим Фолкнером в его знаменитых лекциях. Он со студентами её подробно обсуждал. Он пытался написать историю о том, как умирает бабушка, и детей услали из дома. И один мальчик — брат, влюбленный в сестру Кэдди, смотрит на её штанишки, когда она залезает на вяз. Он снизу наблюдает, замечая, что штанишки испачканы, возникает тема грехопадения. Он написал это глазами идиота, потом глазами Квентина, вот этого брата, потом глазами другого брата, более-менее нормального такого, из всех героев «Шума и ярости» наиболее адекватного человека. А потом просто изложил, как все было.

И даже когда он свел…

Видите, почему именно Сол Беллоу, я никогда не понимал. Конечно, на фоне таких гигантов, как Хемингуэй и Фолкнер, он, наверное, фигура не самого первого ряда. Наверное, есть претензии к Солу Беллоу по части его чрезвычайно узкой тематики и по части его довольно специфического юмора. Но я могу попытаться предсказать, почему он.

Именно напряженность интеллектуального поиска и чувство глубокой личной уязвленности, подлинность абсолютная – он же очень автобиографичный. Подлинность абсолютная во всем, что он делал. Это подлинность страдания, напряженность исканий. Наверное, так. Я только Чивера могу рядом с ним поставить. И то у Чивера в прозе – например, в «Bullet Park», который я…

Я очень важным критерием удачности романа считаю то, что по нему можно снять фильм. То, что человек в процессе чтения этого романа представляет себе готовую экранизацию, сериал, и так далее. Вот «Улисс», например, может быть легко экранизирован. Конечно, в масштабе и формате сериала, но без каких-либо проблем. Я вообще считаю, что если вещь переводима на язык кино, то это залог того, что она в высшей степени кинематографична, то есть динамична, энергична в развитии, полна ярких характеров и персонажей. То есть есть что играть, есть что снимать.

А если я этого в литературе не вижу, то это, по-моему, просто скучно. Обратите внимание: большинство действительно великих прозаиков мечтали…

Хочу разрушить еще один миф – у Хемингуэя совершенно не было желания становиться сверхчеловеком. У Хемингуэя была в жизни одна амбиция, которая во всех его интервью (не очень многочисленных), во всей его публицистике, во всех его признаниях в письмах: он хотел писать лучше других. А «лучше» для него значит точнее. Просто наиболее точно пользоваться единственными словами. Амбиции быть сверхчеловеком у него было именно потому, что он понимал, что сверхчеловек писать не будет.

У него была, конечно, была такая амбиция выглядеть мачо. Но мачо очень уязвим, победитель не получает ничего. Он хотел выглядеть настоящим мужчиной, героем-любовником, спортсменом, покорителем женщин, высот и…

Понимаете, я начитываю курс лекций по «республиканской литературе», по литературе советских республик. Начитал я уже грузин, украинцев и белорусов, дальше мне предстоит Армения, Азербайджан и Киргизия (в основном Айтматов). Дело в том, что тут возникает такая парадоксальная ситуация, вот этому я, пожалуй, уделил бы внимание более глубокое. Миф, мифологический или магический реализм возникает там, где есть колонизация. У Маркеса двойная колонизация — сначала инками, потом испанцами, у Фолкнера двойная колонизация — сначала победа над индейцами, потом победа над южанами.

У грузин явная совершенно двойная колонизация: скажем, мифологический роман Отара Чиладзе или «Дата…

Знаете, из англоязычной прозы я вам посоветовал бы огромное количество популярных текстов детективных, нон-фикшн, где повествуется о реальных преступлениях и их раскрытии. Ну вот замечательный совершенно документальный детектив «Человек с поезда» («Man from the train»), где речь идет как раз о реальных преступлениях, которые совершались в начале века в Штатах, продолжились потом в Европе и были раскрыты только в самое последнее время, только благодаря современным методам и благодаря множествам аналогий между этими преступлениями, которые были последнее время систематизированы. Вот все сообщения об этих преступлениях Билл Джеймс (спортивный, в принципе, журналист) собрал, нашел их…

Понимаете, конечно, готика Стивена Кинга (условно говоря, северная) отличается от готики южной (условно говоря, Фланнери О'Коннор) отличается тем, что север более рационален, во всяком случае, в Америке. Они янки, и они верят в человека, и верят в прогресс. А Фланнери О'Коннор не верит, Фланнери О'Коннор верит в бога, а человек вызывает у нее серьезнейшие вопросы. Фланнери О'Коннор страшнее, конечно, кто бы спорил. Страшнее потому, что он глядит в бездну, а Кинг глядит в бездну в очень немногих своих текстах. В таких, как, скажем, «Черная башня», да и то не везде, и в таких, как, скажем, «Revival» — «Воскрешение», «Возрождение», точного перевода я не понимаю. Вот «Revival» я очень люблю, а в…