Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Что вы думаете о символике денег в литературе?

Дмитрий Быков
>100

На эту тему есть блестящие работы, в частности статья Чуковского о символике денег у Некрасова. У Макеева в последней биографии Некрасова об этом хорошо написано.

Если говорить более общо, то, видите ли, деньги — это такая «кровь мира». И вот те, к кому она приливает, те, кто умеют это делать — это, конечно… я не могу сказать, что особенные люди (я, в отличие от Фицджеральда, не считаю богатых особенными людьми), но это интересные люди, скажем так, это люди неоднозначные весьма. Для меня, конечно, деньги — это… Ну, вот для меня, если брать. Я как раз об этом написал довольно пространное эссе для «Русского пионера» о валюте. Для меня деньги — это зафиксированная жизнь, мое время, то, что я потратил, как бы денежный эквивалент моей жизни. И поэтому я отношусь к ним… не скажу «с жадностью», но с уважением, потому что, тратя их, я заново растрачиваю собственное время и собственные труды.

А мне деньги даются очень трудно. Я никак все не найду какой-нибудь синекуры, которая бы меня кормила, поэтому мне приходится писать во много изданий, выступать с лекциями и так далее, работать в школе до сих пор. Поэтому все люди, которым кажется, что меня многовато, они просто, во-первых, не помнят времен, когда у меня были, скажем, ещё и телевизионные какие-то проекты. Эти люди, конечно, адресуют свои упреки напрасно мне, потому что моя бы воля — я бы ограничился уже давно стихами и прозой.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Нравится ли вам роман Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби»?

Я тоже люблю этот роман. Просто мне кажется, что его слава несколько выше, чем качество. Понимаете, какая штука? Американцы очень любят себя европейцами, они очень любят себя за то, что они умеют делать по-европейски. Хемингуэй такая культовая фигура абсолютно — пришёл в Париж и всех модернистов победил. И Фицджеральд — такой человек с очень неочевидной моралью, с тонким психологическим рисунком. «Великий Гэтсби» ведь очень простой роман, но он тонкий, там действительно ничего не сказано прямо. Я гораздо больше люблю «Ночь нежна» («Tender Is the Night»). Но ничего не поделаешь, «Великий Гэтсби» тоже прелестная книга, только она слишком, как бы сказать, гордится своей утончённостью.

Сознательно ли Фицджеральд воспроизвел в «Великом Гэтсби» гибельную одержимость иллюзией из «Дыма» Тургенева? Любил ли Гэтсби так же, как Литвинов?

Ну нет, конечно. Просто это разные истории совершенно. Литвинов одержим любовью тоже, потому что ему делать нечего; потому что, как правильно совершенно говорит Писарев, «он не гора, а кочка». «дюжинный честный человек» — Литвинов, признается сам Тургенев. Потому что Базарова больше нет, Базаровых истребили. Кстати говоря, Россия тогда тоже прошла через 2 войны: 1863 год — усмирение Польши, 1877 — помощь братьям-славянам в Болгарии, которая вызвала в обществе истерику, совершенно точно описанную Толстым, описанную им так жестоко, что Катков даже отказался печатать 8-ю часть «Анны Карениной» (она вышла отдельно). Для большинства читателей роман закончился…

Какое у вас отношение к «грязному реализму» Чарльза Буковски?

Понимаете, я понимаю, что Буковски – трогательный автор. И фраза «dirty old man love too» – это фраза, под которой любой подпишется после 30 лет. Но я никогда Буковски не любил. Он мне симпатичен как персонаж, но несимпатичен как автор. Его сравнивают с Довлатовым: мне кажется, что это все какая-то литература, не дотягивающая до великих эмоций. Где у Фицджеральда или Хемингуэя гибель всерьез, там у Буковски обаятельный алкоголизм. И мне многого не хватает в его прозе. При всем обаянии его таланта он писатель не того ранга, что и великие проклятые монстры литературы 30-50-х годов.  Не Фолкнер, прямо скажем, хотя Фолкнер пил не меньше. Просто алкоголизм Фолкнера приводил его к мрачным…

За что так любят Эрнеста Хемингуэя? Что вы думаете о его романе «Острова в океане»?

Я не люблю Хемингуэя. Я довольно высоко его ценю, но это писатель, который вызывает у меня очень сильное раздражение.

Год назад я как раз жил в одном американском доме, и там стоял «For Whom the Bell Tolls». Я стал его перечитывать. «По ком звонит колокол», про который, помните, Набоков сказал: «Читал я у него когда-то что-то about bulls, bells and balls (о быках, яйцах и колоколах)». Очень точно. Действительно, bulls, bells and balls у него в огромной степени.

Мне эта книга показалась такой детской, такой подростковой, такой ученической. Роберт Джордан такой дутый, фальшивый герой, столько самолюбования! Такие идиотские, пошлые любовные сцены! И так все его любят…

Почему в такой классике, как «Доктор Живаго» Пастернака и «Великий Гэтсби» Фицджеральда герои кажутся невыразительными?

Что касается невыразительных героев. Здесь вы не правы в том, что это такой приём художественный. Понимаете, иногда в центр повествования помещается «Энигма», чтобы читатель мог его додумать, чтобы герои вращались вокруг такой пустоты, и из их телодвижений, из их отношения постепенно формировалось заполнение этой пустоты. Ну, знаете, как гипсом заливают пустоты в помпейском пепле. Там люди истлели, и вот наполняется гипсом это — и мы получаем человеческую фигуру. Вот такие пустоты — это Гэтсби и особенно Юра Живаго. Юра Живаго — не безвольный человек и не пустой, но он так сделан, что мы наполняем его собой, мы как бы вкладываем этому герою своё прошлое, свои реакции. Это очень хитро сделано у…

Почему мне кажется, что Чацкий из пьесы Грибоедова «Горе от Ума» — напыщенный дурак?

Знаете, вы не первый, кто пришел к этому выводу. К нему же приходил и Белинский, отчасти и Пушкин. Но я думаю, что Чацкий произносит свои монологи не потому, что он демонстрирует себя. А потому что для него естественно верить, как для всякого умного человека, не отягощенного снобизмом, что он может быть услышан, что он может быть понят. Для него естественно, как для истинно умного человека, думать о людях хорошо, а не презирать их. Понимаете, у нас, к сожалению, у очень многих ум отождествляется с язвительностью, с умением сказать гадость о ближнем. Сказать гадость о ближнем не штука, это, как правило, результат дотошного самонаблюдения, долгой самоненависти и экстраполяции. Вот вы знаете о себе…

Можно ли выделить в отдельную сюжетную линию о поисках выхода в загробный мир у Владимира Набокова и Бориса Пастернака?

Это вопрос справедливый в том смысле, что действительно для Набокова религиозность очень органична, очень естественна. Иное дело, что он не дает ей проникать непосредственно в художественный текст, видимо, числя её по разряду идеологии. А идеология, с его точки зрения, всегда мешает чистой художественности.

Значит, наверное, и Набоков, и Пастернак действительно много сил тратят на то, чтобы заглянуть по ту сторону. Но все-таки у Пастернака это более, что ли, в ортодоксальных формах все происходит. Потому что религиозность Набокова — чисто эстетическая. В «Ultima Thule», конечно, есть тема, которая явилась Фальтеру, явление, которое получил Фальтер,— это не просто возможность…