Видите ли, я не говорил бы о какой-то «потрясающей популярности». Я бы говорил о том, что этот сериал, во-первых, событие на безрыбье. Потому что в России сейчас кризис осмысленных высказываний как о недавнем, так и о давнем прошлом. А Жора Крыжовников все-таки не под забором найден; он, безусловно, серьезный профессионал. Он умеет делать кино, это не пропьешь, что называется. Это врожденное.
Но и безрыбье, конечно, полное. Оно такое советское, когда главным событием десятилетия были «Семнадцать мгновений весны». При этом это очень хороший сериал – «Семнадцать мгновений весны». Это тоже осмысленное, блистательное высказывание, стилистически очень интересное, с очень интересной документальной стилизацией, серьезное вполне…
Это было осмысленное, талантливое высказывание, это было качественно сделано. Но драма в том, что особо не с чем было конкурировать. И Лиознова сама говорила, что для нее всесоюзная (в том числе и постсоветская) популярность этого сериала была некоторым сюрпризом. Она-то из всех своих картин больше всего ценила «Три тополя на Плющихе». И, кстати говоря, «Три тополя» – действительно очень радикальное стилистическое высказывание. Ну и «Карнавал» ей нравился, понятное дело.
Лиознова была всегда гением совмещения двух разных стилистик – как гламурная и бытовая в «Карнавале», как фарсовая и квазидокументальная в «Мы, нижеподписавшиеся», и лирически-документальная в «Трех тополях…». Но особенно, конечно, она была мастером этого совмещения в «Семнадцати мгновениях…», где, с одной стороны, есть пронзительная история, полная тоски по родине, скорби по убитым, конец войны, время итогов, а с другой стороны – такая псевдохроникальность, пришедшая, конечно, от семеновского стиля.
Я думаю, что «Семнадцать мгновений весны» стали таким суперсериалом в России (как все помнили «Сагу о Форсайтах», купленную для однократного показа), потому что не с чем было конкурировать, пока Говорухин не снял «Место встречи изменить нельзя». Подозреваю, что ни один из советских сериалов – в том числе бесконечный «Вечный зов» – не мог даже отдаленно конкурировать с этими двумя хитами. Их, вдобавок, символически объединяет фигура Екатерины Градовой. И, конечно, Евстигнеева, без которого никак.
Я думаю, что сегодня, в условиях большого дефицита осмысленных текстов и серьезных телевизионных проектов, в условиях, как говорит Мария Васильевна Розанова, предлагая посмотреть российский сериал, «пойдемте пробьем дно», «пойдемте поскребем дно», но понятно же, что это хорошее развлечение для интеллигенции, но как инструмент растления – это чудовищно…
Потом, понимаете, современный российский сериал в значительной степени тоже является идеологическим инструментом. Я не думаю, что «Слово пацана» делалось по прямому заказу ИРИ – Института развития интернета. Я не думаю, что нам пытаются предложить подростковую криминальную группировку, вообще эстетику криминала как некую альтернативу или, может быть, ментальную основу будущей России. Нет, я думаю, что так далеко в ИРИ не заглядывают. В ИРИ вообще не умеют заглядывать далеко. Мне кажется, это следствие интуиции художника, его предчувствий. То, что нас это ожидает, – так это почти наверняка будет так.
Понимаете, есть универсальный закон развития общества: в любом обществе, где слабеют институты, на первое место выходит криминал. В свое время Щеглов – замечательный психолог – на мой вопрос о причинах криминализации сознания в 90-е отвечал: «А где еще в 90-е молодой человек мог сделать быструю карьеру?» Институты деградировали и были, в общем, приватизированы или коммунистическими бюрократами догорбачевских времен, или демократами первой волны. Были ли какие-то попытки выстроить именно институты, а не структуры под себя? Очень трудно назвать. Разве что РГГУ, и то я не убежден. Или НЛО. А в принципе, это было время личных карьер.
Значит, единственную сколь-нибудь серьезную карьеру подросток или юноша мог делать в криминале. Там это было быстро, там можно было быстро подняться. Не будем забывать, что бизнес тоже был одним из отделений огромной криминальной структуры, и Станислав Говорухин бы не так уж и не прав, когда снимал фильм под названием «Великая криминальная революция». Проблема в том, что этот фильм снимался под готовый сценарий, он был иллюстрацией говорухинских идей, а не следствием наблюдений, которые он сделал бы как художник, как документалист. А так это было высказывание довольно фундаменталистское, но высказывание довольно точное: да, это была великая криминальная революция.
Думаю, что России предстоит через это проходить после Путина. Потому что гражданская смута неизбежна, а гражданская смута сегодня чаще всего происходит в формате братковских перестрелок. Гражданская война в 90-е годы в России была, но это была война условных «тамбовских» с условными «питерскими», или там условных «солнцевских» с какими-нибудь там «одинцовскими». То есть это не была война красных и белых. Но я сильно подозреваю, что и сама война красных и белых была в значительной степени результатом криминализации России при красных. Для гражданской войны нужны убеждения, а и красные, и белые очень плохо себе представляли, за что они воюют. Есть такое чувство.
