Не знаю. Мне кажется, что он был человек той самой советской цивилизации, которая в семидесятые годы мучительно вырождалась. И обратите внимание на эволюцию Шукшина. Я довольно много об этом говорил и писал. Шукшин начинал как благополучный советский герой, как актер на положительные советские роли, как замечательный писатель, который в таких рассказах ещё, как «Экзамен», в таких романах, как «Любавины», или в повестях, как «Там, вдали» (это вторая часть «Любавиных»), он хотя и с осторожностью, но все-таки нащупывал пути будущего и чувствовал себя на родине вполне органично.
Путь Шукшина — это путь от Пашки Колокольникова к Егору Прокудину, от такого парня, простого и наивного парня, которого он писал, конечно, с себя отчасти, хотя отдал Куравлеву, путь к уголовнику, к борцу вроде Разина. И очень жаль, что он своего Разина не сыграл. Хотя по некоторым примерам, по некоторым параметрам можно думать, что это была бы не самая удачная его картина. Но при всем при этом это путь к нервному, одинокому, озлобленному изгою. Он, конечно, чувствовал себя все более чужим в любой среде — и в сельской (о чем собственно «Срезал»), и в городской (о чем его, скажем, «Други игрищ и забав»). И путь Шукшина — это путь от того самого Пашки Колокольникова к Ивану-дураку в довольно страшной и во многих отношениях уже сегодня непонятной, очень глубоко зашифрованной повести «До третьих петухов», вот до того самого Ивана-дурака, которому все помыкают и который никого не любит. Я думаю, что отчасти, конечно, диктовалось такое самоощущение вырождением советского проекта, ну а отчасти — тем тупиком, который он видел в русской цивилизации. И конечно, подход его к Разину в этом смысле глубоко неслучаен.
