Дело в том, что «Москва — Петушки» и «До третьих петухов» — это две такие поэмы о национальном характере. Этот национальный характер до сих пор не прояснён, поэтому приходится нам сейчас о нём говорить и думать. Шукшин вообще всю свою поэтику, всю свою систему приёмов (кроме романа «Я пришёл дать вам волю», о котором мы сейчас будем говорить особо) построил на одном мучительном контрасте, на одной очень важной проблеме. Он в принципе — человек единства, человек цельности и цельного мировоззрения. Для него ужасно, что раскалывается русский мир, советский мир. И он об этих расколах пишет.

Он — летописец русского нового раскола: на город и деревню, на интеллигенцию и народ, на почву и город или,…

А вот и нет! У Шукшина маленький человек с комплексами — это Глеб Капустин. Но это не Егор Прокудин, это ни в коем случае не персонаж рассказа «Сапожки», который покупает дочери пипеточки. Это ни в коем случае не мастер из «Мастера». Шукшин маленьких людей не любит. Даже шофер из «Мой зять украл машину дров» никак не маленький человек. Даже мужик из рассказа «Верую!», одержимый такой тоской по богу. И очень Шукшин прав, видя в этой тоске пустоту в душе. И фельдшер из «Шире шаг, маэстро!» никоим образом не маленький человек. Маленький человек — это «Чередниченко и цирк»: «Зачем вам эта багема?». Такое у меня есть ощущение.

Не знаю. Мне кажется, что он был человек той самой советской цивилизации, которая в семидесятые годы мучительно вырождалась. И обратите внимание на эволюцию Шукшина. Я довольно много об этом говорил и писал. Шукшин начинал как благополучный советский герой, как актер на положительные советские роли, как замечательный писатель, который в таких рассказах ещё, как «Экзамен», в таких романах, как «Любавины», или в повестях, как «Там, вдали» (это вторая часть «Любавиных»), он хотя и с осторожностью, но все-таки нащупывал пути будущего и чувствовал себя на родине вполне органично.

Путь Шукшина — это путь от Пашки Колокольникова к Егору Прокудину, от такого парня, простого и наивного парня,…