Ну как же, их полно. Самые уютные и жизнеутверждающие романы — это романы Дэна Брауна. Это такой, если угодно, современный Жюль Верн с его рационализмом, с его познавательной информацией, упакованной в приключенческие тексты. Этого добра полно, и Дэн Браун из них только самый знаменитый. Их очень много. Самый прямой продолжатель Жюль Верна, по-моему, выдающийся поляк Эдмунд Шклярский, автор цикла о Томеке. Очень много всего жюльверновского в романе Томаса Пинчона «Against the Day», пафоса жюльверновского такого, освоения мира. Кстати, и в «V» довольно много, парадоксально.

Вот это интересная мысль: как Жюль Верн преломлен у Томаса Пинчона в «V». Я думаю, пинчоноиты могли бы много об…

Мне кажется, что «Ленд-лизовские» в первой своей части — бытописательской — как раз не очень интересны. А вот незаконченная вторая, где рисуется такая мощная фантастическая история… Они, по-моему, сделаны под сильным влиянием пинчоновского «Against the Day», потому что все эти молодые гардемарины очень сильно напоминают мне Chums of Chance — вот эту прекрасную команду молодых авантюристов на дирижабле, рыцарей удачи. И вообще мне кажется, что вторая часть «Ленд-лизовских», такая уже совершенно безумная, работу над которой оборвал так трагически ишемический инсульт,— мне кажется, что это была бы великолепная книга, такой чистый авангард. Я помню, как Аксёнов при последнем нашем разговоре…

«Радугу тяготения» я не люблю, поэтому я читал ее всего один раз и недостаточно внимательно. Далеко не все я отследил. А вот «Against the Day» я люблю, люблю «V.». «V.» я читал не один раз, конечно, но не для того, чтобы отслеживать интертекстуальные отсылки. Все не отследишь. Пинчон очень глубоко фундирует свою работу. Да и потом, половина этих отсылок – это результат так называемого «overinterpretation», когда читатель желает чувствовать себя умнее остальных, а, может быть, умнее самого автора и видит намеки и аллюзии там, где их нет.

 Но я читаю не  ради раскрытия всех этих пасхалок и не ради знакомства с американской поп-культурой, часто реферируемой у Пинчона. Я читаю ради…

Очень многие художественные произведения не предполагают однозначного ответа на вопрос, понимаете, и в этом их прелесть, что там вилка. Как сказано в «Against the Day» у Пинчона: «Дойдя до развилки двух дорог, выбирай развилку». Вот это умение остановиться в мучительно колеблющемся состоянии на распутье между версиями — оно очень часто и есть предмет поэзии. Мы не знаем, от чего умер мальчик в «Лесном царе».

Лесник погоняет, лесник доскакал…
В руках его мёртвый младенец лежал.

Почему он умер? Галлюцинации у него? Или отец задушил его в объятиях? Или лесной царь преследует его? Лесной царь, или как было у замечательного венгерского поэта (сейчас вспомню)…

Очень многие художественные произведения не предполагают однозначного ответа на вопрос, понимаете, и в этом их прелесть, что там вилка. Как сказано в «Against the Day» у Пинчона: «Дойдя до развилки двух дорог, выбирай развилку». Вот это умение остановиться в мучительно колеблющемся состоянии на распутье между версиями — оно очень часто и есть предмет поэзии.

Что касается кузины Рэйчел, то там каждый отвечает по-своему. Особенно приятно, что это роман совсем молодой женщины, это одна из ранних её книг. Во всяком случае, по-моему, сорока ей не было, когда она это написала.

Этот роман поражает именно совершенством формы. Там так идеально всё уравновешено! Мы не можем до…

Ну, «V» — так считается. Всё-таки дебютный роман и премия за лучший дебют. Мне, честно говоря, «V» нравится по атмосфере. По чувству морского странствия, Европы первой половины века, и по пейзажам она нравится больше всего. Она такая самая таинственная.

Но я очень люблю «Against the Day» именно по атмосфере рубежа веков. «Against the Day» с его таинственными линиями, с этим его чувством всемогущества науки, всевластности прогресса — я его люблю больше всего. Там каждая линия, каждая глава несет для меня какое-то огромное отдельное содержание. Я его могу перечитывать с любого места. Но это очень большая книга, поэтому там, я думаю, человеку, который хочет ее читать, надо бы как следует…

Я бы не стал так уж сильно противопоставлять Апдайка и Гэддиса, потому что Апдайк вполне серьезный писатель. Кстати говоря — я сейчас так думаю,— очень многие темы у Апдайка и Гэддиса довольно-таки общие. Мне кажется, что Гэддис — далеко не самый сложный писатель, чтобы видеть в нем какую-то сверхсложность. Более-менее сложно у него написан один роман — «Junior» («J R»), и то роман состоит в основном из диалогов, но там есть ремарки, позволяющие понять, кто о чем говорит и что происходит. А так, в принципе, И «Плотницкая готика» и «A Frolic of His Own», и «Agape Agape» — мне представляется, что это вообще вполне читаемая литература. И даже «Recognitions», притом, что это большой, толстый, сложный роман,…