Георгий Иванов — отдельная тема, и для меня очень трудно говорить о нем потому, что я любил этого поэта в 1994 году, в год его столетия, и писал об этом довольно восторженно. Сейчас я отношусь к нему как к человеку, как к поэту и особенно как к прозаику (автору «Распада атома») с огромным скепсисом. А уж «Петербургские зимы» хотя и трогательная пошлятина, но пошлятина. Как поэт он мне кажется уровнем ненамного выше своей жены Ирины Одоевцевой, которая писала замечательные баллады, но и только. Я не считаю Георгия Иванова выдающимся явлением в литературе русской эмиграции.

У него было несколько гениальных стихотворений, но несколько. И большая часть сборника «Розы» представляется мне…

Знаете, эмигрантским мемуарам, особенно мемуарам Юрия Анненкова, который был гениальным художником и довольно обыкновенным литератором, насколько можно судить по «Повести о пустяках»,— верить этому можно с очень большим приближением. Верить Одоевцевой и Иванову вообще не нужно, это художественное преувеличение, художественные произведения, притом, что высокохудожественные: и тексты Иванова («Петербургские зимы»), и особенно, конечно, тексты Одоевцевой. «На берегах Невы» — это книга, которой я многим обязан: я прочел ее в 12 лет. Дали нам почитать, дома было много самиздата, и как раз картинка Анненкова на обложке — я этот синий том вспоминаю с огромной нежностью. Я от матери много знал…

История с убийством на Почтамтской довольно тёмная, но есть не предназначавшийся для печати рассказ самого Георгия Иванова о том, что это за история. Там Адамович причастен никак не был, просто он замывал кровь за двумя убийцами. Это всё лежит, это напечатано в «Митином журнале», лежит в Сети. Почитайте. Это довольно широко раскрытая информация, и подробно обсуждалась она.

Я не думаю, что Ходасевич распространял слухи о прямой причастности Адамовича к убийству. Он просто совершенно не скрывал того, что Адамович был перед своим отъездом замешан в нескольких грязных историях. Ну, что тут говорить? Адамович сам был человек очень небезупречный. И достаточно почитать «Цветник»…

Я про Жоржика Адамовича ничего такого не знаю. Я знаю, что эта публикация в своё время действительно наделала сенсаций. Во-первых, я не уверен, что это не мистификация, сразу вам скажу. Мне кажется, что это стилизация, потому что на стиль Георгия Иванова это мало похоже. Во-вторых, всё, что написал Георгий Иванов, является беллетризованными мемуарами, и верить ему нельзя абсолютно (на мой взгляд, во всяком случае) точно ни в чём, с огромной долей скепсиса его надо воспринимать. А история о том, как, хлюпая кровавой тряпкой, Жоржик Адамович замывает следы расчленения трупа, мне кажется, отдаёт какой-то дешевейшей литературщиной. Другое дело, что у Адамовича много собственных грехов в русской…

Да понимаете, их толпы сидели у нас на кухне, в огромном количестве. И религиозные диссиденты — Николай Зубачев, например. Я хорошо его помню — он у нас в Чепелеве снимал дом. И диссиденты, просто издающие «Хронику текущих событий». И, кстати говоря, «Мои брови жаждут крови» я знал не от Кима — это пелось.

Самиздат дома был в большом количестве, тамиздат. Я помню, что я в 12 лет прочел Одоевцеву «На берегах Невы». Когда я читаю комментарии Олега Лекманова к «Жизнь прошла, а молодость длится», я вижу, сколько там лажи, сколько там вранья и сколько там цитирования чужих текстов под видом монологов. Но тогда, ребята, как это на меня действовало! Когда я в 12 лет наизусть знал:

К Гумилеву я…

Да я не говорил дословно, что они лживые. Хотя в свое время пародия называлась «Вранье без романа» — «Роман без вранья», действительно, с фактологической точки зрения довольно уязвим. Но нас ведь не это занимает. Понимаете, это ведь художественное произведение, почему оно и называется романом. Это все равно что вечно предъявлять претензии фактологического свойства к «Петербургским зимам» Георгия Иванова. Все эти «китайские тени», по авторскому определению,— ведь это же, как он сам говорил, все, кто «блистал в 1913 году — лишь призраки на петербургском льду». Это воспоминания о лучшей эпохе, воспоминания ребенка, который беспрерывно, конечно, расцвечивает это какими-то новыми красками,…

Было такое высказывание, кажется, Оцупу приписываемое, что «Гумилев за ночь сделал из Одоевцевой женщину и поэтессу»… Это обычное злословие литературное, на мой взгляд, никаких оснований говорить о романе там не было. Как-то не водилось за Гумилевым, чтобы своим ученикам перепихивать своих любовниц. А здесь Георгий Иванов, его младший друг и товарищ по «Второму цеху», стал мужем Одоевцевой, и роман этот происходил бы у него на глазах. Мне кажется — судя, во всяком случае, по «На брегах Невы», мемуарам Одоевцевой,— колоссальное, все-таки, преувеличение собственной значимости там имеет место. Хотя очень многое она воспроизвела точно, не будем забывать, что эта книга прекрасно…

Ну как не читал? Мне тоже мои американские друзья притащили эту книгу, как только она стала набирать известность. И ничего, кроме ужаса, она у меня не вызвала. Мне показалось, что это очень скучно как-то. Понимаете, секрет её популярности очень прост: люди любят читать плохую литературу, и чем она хуже, тем больше нравится. Тут много причин. Одна — в том, что всегда чувствуешь себя умнее и лучше автора. Вторая — что предсказуемость слов и ходов всегда делает книгу какой-то особенно милой и трогательной. Третья причина — то, что каждый хочет немножко попробовать садомазохизм, а тут об этом так прямо говорится, да ещё и в такой «умиротворяющей лаской банальности», как называл это Георгий Иванов. В…

Очень просто. Человек, который пыжится, который старается чем-то стать — он платит, он расплачивается. А пошляк имитирует. Как бы вам это объяснить? Брюсов пыжится, а Тиняков — пошляк. Ходасевич — сноб (в высоком смысле), а Георгий Иванов — пошляк. Потому что Ходасевич жертвует жизнью, а Георгий Иванов такой выживальщик, хотя тоже гибнет. Я не знаю, объяснил ли я разницу. Могу объяснить совсем конкретно: Ходасевич ненавидит себя, а Георгий Иванов любуется собой. Человек, который пыжится, показушничает, часто ненавидит себя. Пошляк всегда собой доволен, всегда собой любуется. Вот это, пожалуй, две определяющие вещи.

(Печальную вещь я должен сказать), что показуха — это не так плохо.…