У Александра Дюма три д'Артаньяна. Какой вам ближе?

Морис Симашко, наверное, хотя как раз это серьезная проза, не беллетристика. Дюма – вот пример исторической прозы, которую интересно читать. Честно говоря, затрудняюсь назвать. Ну вот «Джек-соломинка» – замечательный роман Шишовой, но, к сожалению, он единственный такой роман. Трудно назвать человека, который казался бы мне хорошим историческим писателем. Дрюон казался мне всегда очень скучным. Может быть, я не в свое время начал его читать. Наверное, не в свое. Наверное, это надо было лет в 12, а я его прочел в 18. Не фанат я Дрюона. А вот, кстати говоря, Моруа – у него замечательные портреты. Ромен Роллан, его исторические портреты из эпохи французской революции, по-моему, чудовищно скучны,…

«Граф Монте-Кристо», по-моему, лучшая его книга, но я высоко ценю «Королеву Марго». Конечно, не всю трилогию, но «Королеву Марго», безусловно. Хотя и «Сорок пять» – это, конечно, замечательная книга. 

Потому у него был большой метафизический роман о Вечном жиде, насколько я помню. Конечно, надо читать «Записки учителя фехтования» в обязательном порядке. Наверное, имеет смысл почитать его новеллу «Семейство Ченчи». В числе многих историй, таких садомазохистских, это очень хорошая история. И потом, знаете, «Черный тюльпан» хороший роман. В принципе, конечно, я считаю, что «Двадцать лет спустя» лучше, чем «Три мушкетера». Он и интереснее, динамичнее, да и фигуры…

Ну конечно. Собственно, 4 темперамента лежат в основе абсолютно любого бестселлера. Если Гриффиндор — это холерики (и, соответственно, Д'Артаньяны), то Пуффендуй — это сангвиники-Портосы, Когтевранцы — такие Атосы-флегматики. Я думаю, что Когтевран еще скажет свое слово. Пуффендуй его говорит в «Фантастических тварях». Ну и Слизерин — конечно, Арамис-меланхолик. Я меланхоликов вообще недолюбливаю. Арамисность, хитрость, карьеризм, такая определенная «мягкая сила» — это всё слизеринские черты.

Конечно, это 4 темперамента, и тут нет никаких принципиальных новизн. Идея 4-х темпераментов, еще начиная с Евангелия, стала системообразующей для бестселлера. Там можно спорить,…

Ну, в таких простых, плоских категориях — осуждает автор героя или нет?— в разговоре о большой литературе, я думаю, к таким категориям прибегать нельзя. Иное дело — считать ли «Графа» большой литературой? Я считаю, что «Граф Монте-Кристо» — это один из двух лучших романов Дюма. Второй лучший — «Королева Марго», с моей точки зрения. Я очень хорошо отношусь к «Мушкетерам». Я считаю, что это книга, в которой все рецепты бестселлера гениально соблюдены. И кстати, мне «Двадцать лет спустя» нравится больше, чем «Три мушкетера». Очень высоко я ценю и «Виконта». Нет, это совершенно великое чтение, ничего не поделаешь. Нравится мне и трилогия Шико (ну, где «Графине де Монсоро» и «Сорок пять»). Да все мне…

Фраза Дюма мне импонирует, поскольку история, во всяком случае в литературе, существует не для того, чтобы её аккуратно воспроизводить, а для того, чтобы видеть в ней наиболее эффектные конструкции. Что касается вешания государственных интересов, то есть использования истории — по формуле, кажется, Покровского — как политики, опрокинутой в прошлое, то это, конечно, не нравится мне. Но тут с этим, я боюсь, ничего не поделаешь. Эта участь истории такова, что она с каждым новым правителем получает новое освещение (и не только в России, к сожалению).

Да, действительно история используется как гвоздь, на который в данном случае вешают даже не национальные интересы, а вешают оппонента. Это…

Любимый роман Александра Дюма — «Королева Марго», просто по атмосфере своей. До сих пор парфюмер Рене — один из моих любимых героев. И я считаю, что «Парфюмер» уже вот этот поздний вырос в значительной степени («Парфюмера» Зюскинда я имею в виду) из Рене. Что касается общей мрачной атмосферы романа, такой немного готической… Ну, Альбре Коконнас, конечно, два замечательных героя. И потрясающая совершенно тема с Генрихом Наваррским — по-моему, самым очаровательным героем Александра Дюма и вообще моим любимым героем французской истории.

На втором месте — «Граф Монте-Кристо», прежде всего из-за темы мести, которая мне интересна психологически. Трилогия о мушкетерах? Мне всегда больше…

Гюго — весь пафос французского характера, прежде всего его стихи, как ни странно, «Легенда веков». Вот Гюго в стихах, а особенно в переводах Антокольского, если вы не читаете по-французски,— это, конечно, французская душа с её такой громогласной патетикой. Во всяком случае, уж лучше эту патетику терпеть у Гюго, чем, например, у Барбье (тоже, кстати, хорошего поэта). Ну, помните:

Свобода — женщина с упругой, мощной грудью,
С загаром на щеке,
С горящим фитилем, приложенным к орудью,
В дымящейся руке.

Могучих лишь одних к своим приемлет недрам
Могучая жена.

Это мощные, конечно, стихи. Но Гюго человечнее гораздо, ну, просто талантливее. Гюго — гениальный…

Бальзака, действительно, читают мало, и я этого совершенно не понимаю, потому что «Отец Горио» — одно из моих любимых произведений. И потом, к Бальзаку такое отношение как к скучному автору, а ведь «Блеск и нищета куртизанок» — это такая увлекательная книга, такая мелодраматическая! А «Шагреневая кожа», этот безумный синтез жанров. Нет, Бальзак мне кажется великим. Что касается Стендаля — он, мне кажется, вообще не очень хороший писатель, но это мое субъективное мнение. Я как раз считаю, что «Пармская обитель» — это еще ничего, но читать «Красное и черное» я не могу совершенно, просто потому что мне герой резко антипатичен.

Это, знаете, всегда так бывает. По-настоящему сильное литературное явление, настоящий масштабный талант всегда сначала вызывает не просто «мне не нравится», а настоящий ожог неприятия. То есть неприятие столь сильное, что это равняется любви.

Почти все писатели, которых я потом полюбил, при первом знакомстве вызывали у меня именно ожог. Как, кстати, и роман Аксенова «Ожог» у многих людей (у меня нет — я его полюбил сразу, но я вовремя прочел) вызывал просто негодование. Говорили: «Да ну — порнография! Да ну — эгоцентризм, самолюбование». Нет, великий роман. Но он вызывает ожог. Он так написан. Он на это рассчитан. Это совершенно нормальное явление.

Ну, видите, Хабермас считается таким врагом логоцентризма: западная цивилизация погрязла в словах, ну, как бы в ущерб действию. Я не могу сказать, насколько это обосновано, но то, что всякое действие сегодня есть прежде всего действие в сфере коммуникации — с этим невозможно не согласиться. Другое дело, что читать Хабермаса очень трудно в силу того, что, как правильно кто-то сказал, «всех немецких философов сначала надо перевести на немецкий, а потом уже на другие языки». У него очень произвольные термины, и этих терминов очень много, и они всегда требуют достаточно серьёзного, вдумчивого, контекстуального изучения.

В любом случае его книгу о модерне «Философский дискурс о модерне» я…