Да нет, конечно. Месть иногда приносит личное удовольствие — в этом никто не сомневается. Правильно говорил Сталин: «Самое большое наслаждение — это отомстить и выпить бокал хорошего грузинского вина». Не знаю насчет бокала вина, но вообще месть — это одно из серьезных удовольствий. Греховных, конечно, sinful pleasures. Даже, я бы сказал, dark pleasures. Но ничего не поделаешь, это в человеческой природе. Пушкин называл отмщение добродетелью христианской. Здесь, я думаю, она не христианская, а библейская, дохристианская: око за око, зуб за зуб. Ветхозаветная добродетель, такая доблесть варвара.
Я думаю, что в потакании этому sinful pleasure нет ничего особенно хорошего. Абсурдность мести, бессмысленность мести замечательно показал Мотыль в «Багровом цвете снегопада». Да и многие. Прежде чем вы успеете отомстить, Господь уже вмешается многократно. Особенно в России. Ну и вообще месть очень сильно выжигает мстителя, очень сильно вредит ему самому. Поэтому всё происходит немножко по Кедрину:
Я спал и видел сны об этом дне:
Теперь, мечтал, проткну я кавалера!
А он сидит, каналья, на судне,
И у него кровавая холера.
Это такое, как бы сказать, опоздавшее счастье. И как раз Алешковский в «Руке» рассказывает о том, как человека сжирает это намерение.
