Войти на БыковФМ через
Закрыть

Почему мужчины любят стерв? Согласны ли вы с мнением Лабковского, что это садомахозизм? Можно ли назвать такими отношения Достоевского с Сусловой?

Дмитрий Быков
>100

Наташа, нет конечно. Суслова… Давайте не забывать, что Суслова как раз в жизни Достоевского… Это я хочу всех стерв как-то несколько осадить, поставить на место. Суслова в жизни Достоевского сыграла довольно, прямо скажем, эпизодическую роль. Для него Анна Григорьевна значила гораздо больше. Если угодно, Анна Григорьевна — это как раз тот женский идеал, который он сначала написал, а потом он в его жизни осуществился. Ведь он придумал Сонечку Мармеладову до того, как стал писать «Преступление и наказание». «Преступление и наказание» написано уже после знакомства с Анной Григорьевной, после рокового шестьдесят четвертого года. Но этот тип — тип кроткой и здоровой женщины — появляется у него гораздо раньше. Достоевский очень любил душевное здоровье, и это очень видно в «Селе Степанчикове». Он ненавидел душевную болезнь и боролся с ней как умел. Мне представляется, что его замечательная вот эта способность изображать нормальных и при этом хороших людей (помимо «Идиота», в котором Мышкин, конечно, не удался, он не получился здоровым, ничего не поделаешь), она же много где у него присутствует, она в малых вещах, в повестях — там у него есть очаровательные женские образы. И мне кажется, что Анна Григорьевна значила для него больше, чем все эти демонические женщины.

Что касается Аполлинарии Сусловой. Ну, видите, какая история? Он сначала действительно повел себя с ней… ну, конечно, не как Харви Вайнштейн, но до известной степени как собственник. Это, по-моему, довольно очевидно. Она же… А она вообще была женщина очень плохая, просто плохой человек. Она, когда изменила ему (изменила, разумеется, не по идейным и не по теоретическим соображениям, а просто в силу своей склонности к такому дешевому демонизму), она, чтобы себя оправдать, объясняла это себе тем, что вот он недостаточно её любил, недостаточно понимал её душу, пользовался только её телом. И в результате она предпочла ему вот этого Сальватора, пошлого студента, который заразил её венерической болезнью, который мизинца Достоевского не стоил.

И Достоевский был, конечно, этим тяжко оскорблен. И после знаменитой фразы: «Ты опоздал приехать»,— он не мог ей простить. Он вынужден был униженно её домогаться. Мужчины очень трудно прощают такие вещи. И конечно, он отвечал ей жестоко, отвечал ей после этого, я думаю, мстительно. Поэтому появление такого персонажа, как Настасья Филипповна, которую в результате все-таки, понимаете, убили (и как пишет Розанов: «А что ещё с ней можно сделать?») — это акт литературной мести и человеческой.

Во всяком случае, уже в позднем Достоевском эти героини однозначно окрашены очень негативно или недостаточно ему интересны. Я думаю, что в позднем Достоевском они уже и не возникают, потому что, например, Грушенька — это совсем другой случай. А вот Настасья Филипповна и, конечно, Полина в «Игроке» — это две такие попытки свести счеты с Аполлинарией. И было за что. А мне кажется, что Анна Григорьевна интересовала его больше, и ей не зря посвящен лучший его роман, лучший и главный.

Любят ли мужчины стерв? Я не думаю, что это как раз мазохизм. Это попытка, знаете… Ну, как сказать? Попытка самоутвердиться за счет обладания женщиной сильной, злобной и вообще малоприятной. Да, мужчине, наверное, приятнее женщина с таким перцем, нежели кроткая. Но я не могу сказать, что стерв любят. Со стервами спят, такое бывает, но потом их бросают довольно быстро. Во всяком случае я на своих примерах, на примере своей довольно уже долгой биографии, я не могу вспомнить ни одной стервы, жизнь которой сложилась бы счастливо.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Согласны ли вы, что герои Достоевского слабость моральной интуиции компенсируют страстью к приключениям рассудка, верой в достигнутую этим путем истину и готовность доказывать ее делами?

Безусловно, потому что герои Достоевского видят бога, как правило, в бездне, они действительно его не чувствуют. Поэтому приключения рассудка — не всегда спекулятивные, кстати,— но такие даже личные приключения вроде убийства и самоубийства им необходимы для того, чтобы что-то понять. Просто с интуицией плохо, потому что чувства бога нет, музыкального мира нет. Есть только постоянный вопрос: если бога нет, то какой же я штабс-капитан? Вот ощущение того, что он штабс-капитан, есть; а ощущение присутствия бога нет. Поэтому надо постоянно мучиться вопросами и как Кириллов, как Раскольников, постоянно загонять себя в бездну. Для меня это совершенно искусственная постановка вопроса. Но я…

Изменил ли технический прогресс литературу? Меняет ли ход авторской мысли запись текста или набор на компьютере?

Леонов говорил: «Глаз барит, глаз скользит по строке — и то хорошо, и это хорошо, а рука чернорабочая, и ей лень много писать, и она отбирает главное». Леонов вообще писал графитовыми стержнями на длинных полосах бумаги и думал, что это дает ему непосредственный контакт со словом. Я не знаю. Я от руки давно не пишу, пишу на компьютере. Но, конечно, чем быстрее и чем проще набор текста, тем выше соблазн многословия. А самый большой соблазн многословия — это диктовка. Поэтому мне кажется, что то, что Константин Михайлович Симонов надиктовывал свои романы, сильно им повредило. Мне кажется, что он мало вычеркивал при повторном чтении. Вот Достоевскому это придало, наоборот, обаяние живой речи,…

Как видят роль Христа Юрий Домбровский, Михаил Булгаков и Федр Достоевский?

Про Достоевского я вообще не хотел бы говорить применительно к роли Христа, потому что Достоевский, по моему глубокому убеждению, Христа не видел, не чувствовал. Он все время пытался на его месте увидеть либо больного, либо какую-то патологию, либо преступника, который на дне своего преступления, как звезду из колодца, что-то такое увидел. Странные какие-то христологические студии Достоевского, появление у него Христа, который целует Великого инквизитора,— это с одной стороны очень логично, а с другой стороны этот поцелуй очень убийственный, амбивалентно это все. Вот желание Алеши Карамазова расстрелять того помещика, который затравил собаками мальчика,— оно, по крайней мере, понятно,…

Можно ли сказать, что Порфирий Петрович из романа Достоевского «Преступление и наказание» поконченный человек?

Да, конечно. Абсолютно точный вопрос — и я счастлив, кстати, что он в процессе разговора пришел от жены,— потому что Порфирий Петрович же и сказал: «Я поконченный человек-с». Потому что у него в прошлом был опыт Раскольникова. И не случайно Порфирий Петрович — это камео Достоевского в романе. Это человек 40 лет, с беспрерывными пахитосами, с желтым цветом лица, нездоровым, с жидким, текущим блеском подвижных маленьких глаз,— да, это такой автопортрет. Это он же, признаваясь в любви Анне Григорьевне, сказал, что он поконченный человек. Убив в себе крестраж, можно чем-то стать. «Станьте солнцем — вас все увидят». Конечно, Порфирий Петрович — это детектив, сыщик, в котором крестраж…

Согласны ли вы с мнением, что Базаров из романа Тургенева «Отцы и дети» – это карикатура, а героем его сделало советское литературоведение?

Нет, Тургенев, правда, в запальчивости говорил, что разделяет все воззрения Базарова, кроме воззрений на природу. Эта знаменитая фраза «природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник», которую Эткинд считает очень красивой, чтобы ее придумал Базаров. Он думает, что это заимствование из французских просветителей. Надо посмотреть, пошерстить. Тургенев уже не признается. Но, конечно, Базаров – не пародия и не карикатура. Базаров – сильный, умный, талантливый человек, который находится в плену еще одного русского неразрешимого противоречия.

Во-первых, это проблема отцов и детей, в которой каждое следующее поколение оказывается в перпендикуляре к предыдущему,…

Может ли быть темой юмор, у таких художников как Тарковский или Достоевский, которые мало связаны со смехом?

Видите ли, если говорить об Арсении Тарковском, то «Чудо со щеглом» — просто юмористическое произведение. Если об Андрее, то, видите, с юмором там сложно. Весь юмор, который у него был, на мой взгляд, пришел от Стругацких. И он есть, конечно, в «Сталкере» — такой мрачноватый юмор в диалогах, и, конечно, есть некоторый юмор в самом замысле: что никакого не происходило чуда, никакого посещения не было, была обычная техногенная катастрофа, а все остальное выдумал Сталкер. Вот это уже была идея самого Тарковского — убрать из сценария всю фантастику. И что комната не исполняет никаких желаний, они сами исполняются, что мартышка родилась такой, не потому что она мутант, а потому, что рождаются иногда…

Можно ли считать роман «Идиот» — ответом Достоевского на статью Чернышевского «Русский человек на рандеву»?

Не думаю. Мне представляется, что для Достоевского Чернышевский был фигурой не достойной столь содержательного и полного ответа. Ответ Достоевского на теории Чернышевского содержится в памфлете «Крокодил, или пассаж в Пассаже» и отчасти в «Записках из подполья». Но «Идиот» — это совсем другая история, и «Русский человек на рандеву» тут ни при чем, хотя князь Мышкин — это как раз вариант полного бессилия русского человека перед лицом страсти, но ведь там же задуман не типичный русский человек, а человек особенный, человек «положительно прекрасный». Другое дело, что у Достоевского он получился больным.

что вы можете рассказать о книге «Исповедь» Блаженного Августина? Согласны ли вы, что эта книга близка интонационно к Достоевскому?

Не близка, потому что лихорадочная скоропись, лихорадочная скороговорка Достоевского, истерическая, на мой взгляд — это совсем не тот доверительный, интимный разговор человека с Богом, который есть у Августина. У Августина меня пленяет больше всего непосредственность этой интонации. Помните, когда он говорит: «Я написал на эту тему ещё несколько работ, семь или восемь. Ну, Господи, я их давно потерял, но ты знаешь». Вот это мне нравится.

Я не знаю, с чем сравнить интонацию Блаженного Августина. Это интонация очень здорового человека, уверенного в присутствии Бога, уверенного в рациональном и здравом устройстве мира. И это не только в «О граде Божьем», это очень видно в «Исповеди»…