Почему мне кажется, что Алексей Паперный счастлив в любви, а я сижу на муравейнике?

Нет, «Мусорный ветер» — прекрасная песня. Я люблю Григоряна, и «Безобразная Эльза» — прекрасная вещь. Конечно, это поэзия не того уровня, что БГ и Кормильцев (они гении, мне кажется, и я никогда, в общем, не сравнивал с ними остальных). Я очень люблю Шевчука, например, я очень люблю многие сочинения Кортнева, но для меня БГ и Кормильцев — существа из другого жанра, из другой поэзии. Это что-то космическое, что-то из области откровений. Григорян — замечательный, крепкий профессионал и выдающийся музыкант.

Ну, знаете, устрица обволакивает перламутром острую песчинку. Но далеко не всякий моллюск обладает такой чудесной способностью. И обидно, если он страдает зря.

Я скажу вам честно: да, художнику часто сопутствует, художника часто терзает мания величия, мания преследования, неуверенность в себе. «Он чужд сомнения в себе — сей пытки творческого духа». Есть очень много пыток творческого духа. Алкоголизм, игромания — это частые спутники художества, что говорить? Особенно досадно, если это всё испытывает человек бездарный. Если его комплексы, его мучения, его пренебрежение к окружающим не окуплены никакой великой прозой, или поэзией, или, не знаю, кинематографом. Просто…

Да не было бы Высоцкого в том масштабе, в котором мы его знаем. Он, варясь в этом коллективе, взаимодействуя с Любимовым, Смеховым, Филатовым, взаимодействуя с Шаповаловым, в меньшей степени с Бортником, Дыховичным, Славиной прежде всего,— он же заряжался этим.

Есть полная фонограмма спектакля «Жизнь Галилея», гениальный абсолютно — плачешь, когда это случаешь. Особенно если смотришь фотографии: там же в конце выходили дети и под музыку Шостаковича — столь редкую у него светлую, ликующую музыку — начинали крутить глобусы. Это было шедеврально! Я уж не говорю о том, что телескоп там был источником света, из телескопа бил свет в зрительный зал. Гениальное художественное решение, в духе…

Осваивать новые территории. К тому же мне кажется, что никакого постмодерна, строго говоря, нет. И освоение высокой культуры трэшевыми авторами было и будет всегда. Понимаете, сначала, условно говоря, символисты пишут великую прозу, потом появляется Вербицкая и пишет «Ключи счастья». Сначала, условно говоря, Грин пишет свою фантастику, а потом масса таких квазиромантиков тиражируют его образы и выпускают в «мыло» «Алые паруса». Это нормальная вещь.

Так и сегодня, с одной стороны, какие-то авангардистские поиски предпринимают американские литераторы, достаточно серьезные, а это постепенно становится достоянием беллетристов. Это неизбежная вещь. Кстати говоря, в советской,…

Ну конечно была. У Дюмы ещё в конце сороковых годов д'Артаньян восклицает: «Мне восемнадцать, а ничего не сделано для славы!» Раньше подобную фразу говорил Наполеон. Так что идея, что «вот мне уже сто лет»,— это вертеровская идея («Я так молод, а ничего не сделал»). Поэтому самоубийство становится до известной степени протестом против жизни как таковой: лучше покончить с собой, чем длить бессмысленное обывательское существование. Это очень старая романтическая идея. Она есть у Пушкина. Да и собственно говоря, она есть у Шота Руставели в самом начале тысячелетия: «Лучше смерть, но смерть со славой, чем бесславных дней позор». Так что вряд ли вы найдёте…

Конечно, вообще я рискнул бы сказать, что есть очень мало плодотворных пороков. Скажем, гэмблинг, азартные игры — это не плодотворно, это никак не заражает, хотя вот Аркадий Арканов пытался меня когда-то убедить, что азартные игры необходимы, чтобы раскачать нервы, чтобы их размотать; приводил пример Некрасова, Маяковского, но это другой азарт. Игромания — это абсолютно неплодотворная эмоция. Плодотворность алкоголизма тоже сильно преувеличена. Но вот ненависть, озлобление — это может быть канализировано в плюс, потому что мне кажется, что из всех эмоций человеческих абсолютно неплодотворен только страх, вот он парализует полностью.

Если продолжать толстовскую метафору про…

Я бы не сказал, что это иллюзия. Это то, что тот же Лев Толстой называл энергией заблуждения. У него как раз была рефлексия по этому поводу.

Без энергии заблуждения — даже если вы неправы, но свято убеждены в какой-то безумно важной для вас вещи — без энергии заблуждения мир не двигается, мне кажется. Поэтому для творчества это важно. Во всяком случае, пока ты пишешь, ты должен быть уверен в своей правоте и своей гениальности. Потом ты можешь трезвым взглядом это перечитать и, главное, потом выйти из позы гения. Но пока ты пишешь, ты мнешь, как пластилин, миры.

Я не думаю, что она талантливее. Наоборот, я думаю, что он на нее очень позитивно повлиял. Кортнев вообще, по-моему, человек исключительно одаренный, и я вот ему сказал, что первый признак его одаренности — то, что в его присутствии люди умнеют, становятся талантливее. В том, что его влияние, сама эманация его личности как-то заставляют в его присутствии как-то подниматься и показывать свой максимум. Он человек не простой, но очень доброжелательный, щедрый и феноменально одаренный. Я очень Кортнева люблю: и песни его, и поведение, и музыку, и все.

Но Богушевская, как мне кажется, когда она была под его влиянием и в его орбите, выпустила «Книгу песен», и это замечательный альбом. Правда,…

Как раз Кохановский сделал прекрасную книгу «Всё не так, ребята…», где собрал порядка 50 разных мемуарных свидетельств о Высоцком. И там, понимаете, выясняется странная вещь. Выясняется, что Высоцкого-человека почти никто не помнит. Помнят песни, первые знакомства с ними, помнят роли, а как человек… Он не только не занимался жизнетворчеством, а он вообще, кажется, почти не жил. Он только снимался, пел, страшно много концертировал, довольно много сочинял (хотя меньше, чем ему хотелось бы), но Высоцкого-человека почти нет. Нет остроумных реплик, нет мучительных романов.

Романы были в основном, надо сказать, довольно потребительские — ну, такое удовлетворение физиологической…