Он сам объяснял это так: это первый в его жизни роман, к которому надо было готовиться. 12 лет работы — весь подготовительный период, два года письма, с 1893-го по 1895-й. Но думаю, что причина была ещё и в том, что Марк Твен был всю жизнь идеалистом, чистым американским, иногда в чем-то наивным сторонником христианских идеалов. Поскольку ему всю жизнь пришлось писать о том, как эти идеалы попирались, ему было большим счастьем написать о женщине, которая их воплощала.
Вы знаете, что Шоу, который написал свою «Орлеанскую деву», «Жанну из Орлеана», относился к произведению Марка Твена довольно скептически. Он говорил, что там идеализация Жанны, и нет абсолютно трезвой оценки её феномена. Но тем не менее, я считаю, что как раз книга Шоу, его огромная пьеса, «Орлеанская дева», идеализирует Жанну в гораздо большей степени, она ещё более романтична в чем-то. Он упрекал Марка Твена за отсутствие социального анализа, но, понимаете, не всегда нужен социальный анализ. Иногда нужно просто восхититься потрясающим человеческим образцом. Твен говорил, что, сочиняя эту книгу, он «плавал в чернилах», он наслаждался процессом. А про хорошее хорошо писать, понятное дело. Про мерзавцев всяких — что же радоваться?
И надо сказать, что эта книга и эта тема всегда вызывают удивительно добрые чувства. Вот, скажем, лучший сценарий, который я в жизни читал,— это сценарий Глеба Панфилова, фильм о Жанне д'Арк, который, как вы знаете, он не снял. Ему удалось только часть сцен из этого потрясающего полотна вставить в собственный фильм «Начало». Но — честно вам скажу — более мощного кинопроизведения, если бы оно получилось тогда, с Чуриковой в главной роли, не знали русские 70-ые и русские 60-ые тоже. Эта картина могла бы смело конкурировать с «Андреем Рублевым». И даже сейчас, когда, по размышлении зрелом, многое в «Андрее Рублеве» мне кажется довольно наивным и прямолинейным — при том, что это гениальная картина, тут разговаривать нечего,— я думаю, что это могло бы встать на один уровень с ним.
Сейчас бы, может, Панфилов набрался смелости и поставил этот сценарий с другой актрисой, ведь сценарии же не устаревают, но это было бы, мне кажется, все-таки компромиссом. Потому что кроме Чуриковой я не знаю, кто может это сыграть. Наверное, есть сегодня такие актрисы (гипотетически), но этот сценарий все равно остается потрясающим памятником искусства. Точно так же роман Марка Твена. Когда прикасаешься к святости — неважно, насколько это исторически достоверно, образ такой создан,— это каким-то образом тебя возвышает.
Вот мне, кстати, как-то написали, что мать Мария умерла от холеры или дизентерии, а вовсе не перешила свой номер и вовсе не пожертвовала собой. Есть такая легенда тоже. Но, понимаете, мне не важно. Мне важно, что образ и творчество Кузьминой-Караваевой породили эту легенду. И стало так. Мнение народное стало таково. И абы кому не припишут такую героическую гибель — перешить свой номер на робу обреченной женщины и вместо нее пойти в газовую камеру. Это не про каждого расскажут. И нам не важно, как на самом деле умерла мать Мария — мы знаем, что тот образ, который создала мать Мария, погиб вот так.
Точно так же, нам не важно: была ли в реальности Жанна д'Арк святой, хотя реальность святой это так же наивно, как ангел в натуральную величину. Я уже не говорю о том, что есть замечательная легенда, у Черняка в книге «Приговор веков» она подробно разоблачена, что на самом деле Жанна д'Арк спаслась, что она не была сожжена. Народ хочет верить, что его героиня бессмертна. Пока, тем не менее, господствует версия о святой праведнице, сожженной в Руане. И для меня действительно, роман Марка Твена — это его высшее художественное свершение, хотя «Янки при дворе» читать гораздо веселее.
