Что Марк Твен хотел сказать произведением «Таинственный незнакомец»?

Понимаете, мы с ним дружим, я рискну сказать. Хотя, конечно, он меня и постарше, и помаститее, но, будучи человеком довольно демократичным, он ко всякому общению открыт. Видите, какая история: почти всегда франшиза предполагает расширение географии. С чем это связано — не знаю. Ну, наверное, с тем, что франшиза — вообще дело такое экстенсивное. Давайте вспомним Марка Твена, который явно был прототипом такого… создал прототип такого романа о двух странствующих друзьях. И конечно, вот эта история с Томом Сойером за границей — она, конечно, послабее, но она тоже входит в сойеровский канон. И, видимо, расширение географии в этих обстоятельствах необходимо. И, видимо, Петров и Васечкин уже сделали в…

Сатана действительно чаще всего приходит к детям. Хогвартс – это арена борьбы за будущее. И именно вокруг Хогвартса сегодня разворачивается главная битва. Я уж не говорю о том, что дети – всегда такие провозвестники антропологической эволюции. Понимаете, если Христос сказал первыми пустить к нему детей, то,  наверное, и Сатана имеет в виду эту целевую аудиторию. Другое дело, почему Сатана приходит к детям? Хорошо, что вы помните «Таинственного незнакомца». Дело в том, что детям присущ эгоизм в высокой степени, эгоизм – это такая вещь, которая делает их наиболее открытыми. Травля, вообще детские развлечения (на которые так подсела нынешняя России), ябедничество, стукачество,…

Да нет там никакого особенного сатирического смысла. Смысл примерно тот же, что и в пьесе Шоу «Пигмалион»: человека отличает от классового его врага только костюм, и вообще это любимая тема Твена — обмен костюмами и внезапное перемещение близнецов, путаница социального статуса. «Простофиля Вильсон» — повесть, написанная о той же проблеме на современном материале. Я ее прочел довольно рано, кто-то из англичан, приезжавших в школу, подарил мне эту книжку, и я с наслаждением читал. У меня есть ощущение, что Твена действительно волновала проблема близнецов, проблема парных судеб, проблема сходств. Она и Набокова волновала, скажем, в «Отчаянии».

И у меня есть ощущение, что для мировой…

Он сам объяснял это так: это первый в его жизни роман, к которому надо было готовиться. 12 лет работы — весь подготовительный период, два года письма, с 1893-го по 1895-й. Но думаю, что причина была ещё и в том, что Марк Твен был всю жизнь идеалистом, чистым американским, иногда в чем-то наивным сторонником христианских идеалов. Поскольку ему всю жизнь пришлось писать о том, как эти идеалы попирались, ему было большим счастьем написать о женщине, которая их воплощала.

Вы знаете, что Шоу, который написал свою «Орлеанскую деву», «Жанну из Орлеана», относился к произведению Марка Твена довольно скептически. Он говорил, что там идеализация Жанны, и нет абсолютно трезвой оценки её феномена. Но…

На самом деле, его генезис довольно очевиден, и, конечно, я понимаю, что русскоязычному читателю было приятно везде видеть русскоязычный генезис, но Воннегут целиком растет из Марка Твена. Есть два гениальных американца, которые из Твена подчерпнули его сардонический взгляд на мир и на историю. Один — это Фолкнер, который, собственно говоря, всегда признавался, что он ученик Гекльберри Финна, последователь Гекльберри Финна.

Ну и второй — это, понятное дело, Воннегут. Дело в том, что Воннегут форму свою позаимствовал из множества фрагментарных, таких эссеистических текстов.

Афоризмами писали практически все, начиная с Ницше. Ницше ввел эту моду, потом её подхватил…

Марк Твен — это, конечно, прав Фолкнер, основатель американской прозы. И конечно, первый из американских романов XX века, написанный гораздо раньше XX века,— это «Приключения Гекльберри Финна»: тут вам и мотивы странствия, и мотивы борьбы за свободу, тут вам и воспитание. Трикстер, конечно, Том Сойер. Гек Финн, как всегда, повествователь. Он такой Ватсон при этом Холмсе. И конечно, носитель этого модерна — Том Сойер — он борется с двумя вещами. Во-первых, он борется с рабством. А во-вторых, он борется с ханжеством, с религиозным произволом. Для Америки эта тема не последняя.

Тетралогия о Томе Сойере (предполагалась пятая часть про старых Тома и Гека) — это, конечно, главное произведение…

Видите, в чем дело? Кожушаная — безусловно, Тягунов — безусловно (если брать «Ногу», а больше мы, собственно, ничего и не знаем), и, конечно, Ерохин,— они все были людьми все-таки 70-80-х годов, людьми той сложности, и когда настала новая простота, им всем стало нечем дышать. У каждого были свои причины, свои поводя для гибели.

В случае Ерохина это было, по всей вероятности, самоубийство, в случае Кожушаной — внезапная болезнь, в случае Тягунова — интоксикация, но совершенно очевидно, что делать им было нечего: их как-то срезало время. «И меня срезает время, как сточил твой каблук». Надо было обладать тогда очень гибкой психикой, чтобы не задохнуться в этом новом безвоздушном…

Это довольно трудный вопрос. Был ли это всплеском оккультизма только? По крайней мере, в Российской Империи это было и религиозным возрождением. А насчет всплеска оккультизма в 70-е – это было, скорее, грязной пеной, возникшей вокруг еще одного русского религиозного возрождения, представителями которого были Аверинцев, Желудков, Мень. Великие богословы и проповедники. Грязная пена всплывает вокруг всякого явления.

Андрей Синявский мне как-то сказал, что пошлость лучше, чем снобизм. Снобизм, как он сформулировал, это попытка воспарить без достаточных на то оснований. А пошлость – вещь естественная и здоровая, пошлость – это так же естественно, как тень, отбрасываемая…

Да нет, это довольно устаревшая мысль. Рассказ жив благодаря двум форматам, которые непредсказуемым, неучтенным образом выдвинулись на первый план. Были люди, которые рассказ хоронили. Сборник новелл действительно превратился в такую определенную экзотику, и я объясню, почему. Во-первых, есть блог, а во-вторых, есть глянцевый журнал, который предоставляет для рассказа, пожалуй, универсальную, пожалуй, идеальную площадку. На фоне кризиса «толстых» журналов глянец, по точному предсказанию Шкловского, выдвинулся из маргинальных позиций в центр. И, конечно, благодаря глянцу, где охотно печатаются и Сорокин, и Пелевин, и молодые, талантливые мастера, рассказ отвоевал свое…