Я думаю, огромное влияние Уитмена, безусловно. Я думаю, это влияние Маяковского, который на всю советскую поэзию влиял, будучи вписан в программу, войдя в нее с лозунгами своими, став носителем советского языка.
Даже если Бродский не любил Маяка, он все равно научился у него большему, чем у Ахматовой, которую он обожал. Вот влияние Ахматовой было, но пренебрежимо мало. А вот влияние разнообразного трэша – рекламы. Я помню, с Коваловым после его фильма «Остров мертвых» заговорил о том, что Серебряный век у него предстал – в силу буквальности свидетельств, в силу огромного количества хроники – пошлейшим временем. На что Ковалов сказал: «Но это и было пошлейшим временем». «Тугая мыльная обертка», – процитировал он Пастернака.
Действительно, это было время тугих мыльных оберток, такой роскоши, уже на грани увядания. Огромные теплицы, по стеклам которой ползет очень красивая, разнообразная плесень. Вот в этом смысле, конечно, русские 70-е годы были совершенно упоительным временем.
Мне, кстати, очень интересно, каковы были предпосылки этого культурного взлета. С одной стороны, конечно, советская власть развивалась довольно быстро, и всеобщее среднее образование привело к появлению особой среды, которую Солженицын называл «образованщиной». А с другой стороны, наверное, людям просто больше нечего было делать. Не было политической реализации, не было экономической реализации. Оставалось заниматься культурой, культура сделалась наиболее престижным занятием.