Предвещающие — явно Эмили Дикинсон, наверное, Каролина Павлова из русских, она сама ссылалась на нее. Наверное, Черубина де Габрияк, что она тоже признавала. А о продолжающих трудно говорить. Петровых, наверное. Она более откровенна, чем Ахматова, поэтому Ахматова, кстати, ее любила, потому что она другая, она чужая. Чтобы линию Цветаевой продолжать, необязательно быть женщиной. Она говорила: «Во мне семь поэтов», и у нее была действительно мужская рука; она любила, когда ей руку пожимали, а не целовали. Она такая немного кавалерист-девица, такая Надежда Дурова, которая, когда Пушкин ей поцеловал руку, сказала: «Ах, я так давно отвык от этого». «Отвык», это очень интересно.
Мне кажется, что линию Цветаевой по-своему продолжал Бродский, и он говорил, что чувствует себя в свои лучшие минуты суммой Ахматовой, Цветаевой, Пастернака и Мандельштама, но суммой меньшей, чем любой из слагаемых. Мне кажется, что отчасти линию Цветаевой продолжал кто-то из поэтов петербургского андеграунда. Может быть, Ольга Бешенковская в некоторой степени. Трудно сказать, кто. Вот Матвеева говорил, что проза Цветаевой ей интереснее стихов, и действительно в ее автобиографической прозе (в «Мяче…») есть некоторые обертоны цветаевские. Но, в принципе, очень трудно найти поэта, который бы продолжал. Продолжать в каком-то смысле труднее, чем предшествовать, потому что не подражать Цветаевой очень трудно.
