Войти на БыковФМ через
Закрыть
Лекция
Литература

Карел Чапек

Дмитрий Быков
>250

Мне кажется, что самое интересное в Чапеке — это «Война с саламандрами», хотя я больше люблю «философскую трилогию». «Философская трилогия» — «Кракатит», «Гордубал», «Метеор» — это три разных абсолютно романа, все три в газетной, фельетонной стилистике, и каждый посвящен определенной грани жизни. «Кракатит» — роман о рисках познания и о войне, об этом чудовищном взрывчатом веществе, которое открыл главный герой. «Гордубал» — роман о любви и убийстве, а «Метеор» — прообраз «Английского пациента» — попытка реконструировать жизнь человека, упавшего летчика, который пронесся метеором и ничего не оставил по себе. Это все романы агностические; романы о том, что цель и смысл жизни непознаваемы и что человек себе не хозяин. Чапек гениален именно тем, что при всем своем «гуманистическом пафосе», как о нем писали, и при всем своем действительно фельетонном мышлении очень хорошо чувствовал глубокие неразрешимые конфликты жизни, и именно поэтому он не просто соцреалист, вообще не соцреалист, не социалист.

Он, конечно, рыцарь гуманизма, и его пьесы «Белая болезнь» и «Мать» об этом, они о ненависти к войне; они о том, что в некоторых критических ситуациях даже интеллигенту, даже пацифисту приходится браться за оружие и нельзя не браться за оружие. Это великое дело. Но по-настоящему Чапек — это и трагедия агностицизма, и трагедия непонимания человеческой миссии, и трагедия непонимания человека, и то, что человек один для другого всегда будет глубиной и неисчерпаемой загадкой. Но почему «Война с саламандрами» стала известной его книгой?

Некоторые пишут, что это антифашистская утопия. Я бы так не сказал. Это книга о том, что люди в какой-то момент переложили на саламандр свои обязанности и потому не должны удивляться тому, что саламандры становятся хозяевами мира. Это не о фашизме. То есть фашизм, безусловно, присутствует там как фон. Это мир, в котором массовая паника вдруг овладела людьми. Это мир, в котором люди поняли, что они не хозяева человечества. Но ведь там проблема-то не в этом, там проблема отчасти шпенглеровская, проблема «Заката Европы». Люди сделали саламандр своей обслугой, люди переложили на саламандр свои обязанности. Там придуманы такие говорящие саламандры, которые в сущности гастарбайтеры и которые этим выродившимся, дряблым европейским миром теперь завладевают. Они окружили Англию, они шантажируют Америку, они угрожают Китаю. Это, в общем, та же проблема, которая очень остро стояла перед миром в 20-30-е годы, а на самом деле возникла она еще в сознании философа Владимира Соловьева («И желтым детям на забаву даны клочки твоих знамен»), когда он говорил о панмонголизме. Действительно, секулярная Европа, которая сделала религию предметом торга, которая сделала религию отчасти делом государственным, которая предала свои высокие идеалы или, по крайней мере, секуляризовала их до полной десакрализации,— она находится на грани истребления. Соловьев думал, что на смену придут полчища азиатов. На самом деле европейцы и сами неплохо превратились в полчища и началась эпоха фашизма, такая страшная реакция на цивилизационный прорыв. Сейчас — с отсрочкой на сто лет — сбываются предсказания Соловьева.

Вот и «Война с саламандрами» — это рассказ о том, как человечество, препоручив другим свои главные функции — работу, жизнеобеспечение (а в будущем — и политику) — расслоилось на новых элоев и новых морлоков. И саламандры в конце концов начинают перенимать функции человечества. Вот это довольно страшная мысль, потому что Европа, духовно разленившаяся, барственная, нерезистентная, не способна выдержать конкуренцию с саламандрами — дисциплинированными, единообразными, покорными, очень, кстати, хорошо организованными и жутко трудолюбивыми. Кроме того, «Война с саламандрами» — это еще и довольно жестокая пародия, пародия на собственную идею Чапека в «R.U.R.». В этой пьесе роботы — слово, придуманное им и его братом Йозефом — берут не себя главные функции человека; там предсказан, отчасти, тот конфликт, который, по-моему, был в одном рассказе Шекли «Армагеддон». По-моему, это рассказ Шекли, но надо уточнить.

Помните, там, когда люди на последнюю битву со злом выпускают вместо себя роботов, в результате роботы возносятся на небеса. То есть проблема Чапека, увиденная им очень рано, еще с 1920-х годов, заключается в том, что человек все больше воздерживается от жизни, все больше препоручает ее кому-то другому. В результате и жить будет кто-то другой и по каким-то другим принципам, человеку еще не понятным. Дело в том, что чапековская концепция человека — особенно наглядна она в «Рассказах из одного кармана» и «Рассказах из другого кармана» — довольно ироническая, заключается в том, что человек — довольно несбалансированное существо, в котором борьба добра и зла происходит перманентно, исход ее непонятен. «Дьявол с богом борется, а поле битвы — сердца людей» — это знаменитая мысль Достоевского, а у Чапека она еще огрублена.

Скажем так: человек имеет огромную тенденцию к духовной спячке и к духовному замиранию, к прекращению роста. Это одна из главных его проблем. Если он не будет заниматься непрерывным ростом, самосовершенствованием, какими-то безумными попытками прыгнуть выше себя, он как велосипед: если он не едет, то он падает. Вот такой чапековский взгляд на человека очень уместен. Ребята, увидимся завтра в одиннадцать, и дай бог, чтобы все было хорошо. И дай бог нам не отказаться от человеческого в себе, иначе саламандры станут хозяевами мира.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Как вы относитесь к последней части философского цикла Чапека «Обыкновенная жизнь»? Рады ли вы, что все не кончается на «Метеоре»?

Я-то как раз думаю, что все кончается на «Метеоре». Мне кажется, что «Обыкновенная жизнь» — отдельная книга, которая в философскую трилогию не входит и которая вообще про другое. А как раз вот на относительности всякой личности и всякой биографии ставится точка в «Метеоре» и роман становится началом огромного цикла текстов об утрате идентичности, включая «Английского пациента» и много чего. Мне кажется, что «Обыкновенная жизнь», хотя это и прелестная книга, очень чапековская, очень насмешливая, но все-таки она, будучи пародией на жизнеописание композитора, во многом предваряет Томаса Манна с его «Доктором Фаустусом». Это интересная была бы тема, вот бы кто с этой стороны взглянул. Но по…

Каково ваше мнение о творчестве Карела Чапека? Что думаете о пьесе «R.U.R.»?

Понимаете, я больше всего ценю Чапека не за его блестящую действительно драматургию, из которой выше всего ставлю «Средство Макропулоса». Ну и «R.U.R.» — замечательная вещь, переделенная Толстым как «Бунт машин». И замечательная вещь — «Мать», очень сильная пьеса. И очень мне в детстве нравилась «Белая болезнь». Вообще Чапек был одним из моих любимых писателей. Но больше всего я люблю так называемую «Философскую трилогию»: «Кракатит», «Гордуба́л», «Метеор». Не уверен — «Гордуба́л» или «Горду́бал». По-моему, «Гордуба́л». «Метеор», из которого получился и «Английский пациент», который сам в свою очередь получился из рассказа Горького «О тараканах». Попытка реконструировать личность…

Не кажется ли вам, что ваша лекция о цикличности русской литературы основана на консервативной школьной программе? Почему американцы изучают Харпер Ли, а мы — Жуковского?

Да нет конечно. Во-первых, американцы изучают, если они специализируются на литературе, и Филдинга, и Шекспира, и чуть ли не Чосера. Они очень глубоко и внимательно изучают своё прошлое, прошлое языка во всяком случае. Американская литература началась не в XVIII веке, а она продолжает английскую традицию. Поэтому говорить о том, что вот мы не изучаем современную литературу… Харпер Ли, кстати, для многих американцев сегодня такой же древнее явление, как для нас Тредиаковский, хотя умерла она в 2016 году, что для многих американцев было шоком, и для россиян тоже.

Тут дело вовсе не в том, что мы слишком глубоко изучаем литературу. Просто дело в том, что русская жизнь циклична, и не увидеть этих…

Почему вы считаете, что после 28 лет человеку требуется дополнительное топливо для жизни? Что именно для этого подойдет — спорт, творчество, музыка? Почему же тогда герой фильма «Большой Лебовски» Братьев Коэн счастлив, живя в бездействии?

Нет, совершенно не вариант. Герой фильма «Большой Лебовски» погружается в такую спячку, из которой его пробуждает только, как вы помните, довольно абсурдная и идиотская, но все-таки встряска. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример хорошего человека, погруженного в пивную спячку, но для меня Бриджес как раз играет этого бывшего человека с луны, со звезды, который … не могу поспешно во время эфира заглянуть в айфон и исправить имя актера, но человек, который играл инопланетянина-прогрессора, превращается — вполне предсказуемо — в славного парня. Ну это довольно печальное превращение. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример деградации. Что же вы хотите, чтобы человек жил такой…

Почему люди короткой эпохи: Лермонтов, Печорин, Фицджеральд — гениальны, но обречены?

Потому и обречены, что слишком тесно связаны со временем. Выразитель эпохи обречен погибнуть вместе с ней. Я все-таки не думаю, что Фицджеральд подходит к этому. Да, Печорин — герой своего времени, но Фицджеральд не совсем. Фицджеральд, конечно, порождение эпохи джаза, но лучший-то его роман написан после эпохи джаза, и он сложнее, чем «Великий Гэтсби». Я разумею, естественно, «Ночь нежна». «Tender Is the Night», конечно, не так изящна. Как сказал Олеша: «Над страницами «Зависти» веет эманацией изящества». «Великий Гэтсби» — очень изящно написанный роман, великолепная форма, невероятно компактная. Но «Ночь нежна» и гораздо сложнее, и гораздо глубже, мне кажется.