Воллман – очень странный персонаж. Достаточно сказать, что какое-то время его в силу ненависти к техническому прогрессу принимали за Унабомбера. Ему сейчас восьмой десяток. Он колоссально много написал. Циклы исторических романов – «Семь северных снов», из которых, по-моему, вышло пять. Их я даже не открывал, потому что меня проблемы средневековой Ирландии не волнуют совершенно. Семитомник, богато иллюстрированный, о насилии в истории – он потом напечатал выжимку, как Солженицын, в одном томе. Он вообще как журналист, бывавший в Афганистане (по афганским мотивам у него написана замечательная нон-фикшн книга «Как я спасал мир»), действительно военный журналист, как и Перес-Реверте, раненый темой насилия. К тому же у него жизнь довольно трагическая. Когда ему было 9 лет, его шестилетняя сестренка утонула в пруду, он ее не спас, хотя под его присмотром, кажется, она была. Трудная история, непонятная. И дочка у него умерла от последствий алкоголизма. То есть его жизнь обрамлена трагедиями, в трагическом духе проходит.
Он немножко не в себе человек: одно время, желая пережить то, что переживает женщина (и ни секунды ни будучи трансгендером), он придумал женского персонажа, и от ее лица написал роман. Сложный человек, очень много и в разных жанрах работающий.
Что касается «Europe Central». Это такой сборник вроде «Голубой книги», в ней 800 страниц, она очень большая. Это такой сборник историй 20-го века о разных великих людях, об их вымышленных отношениях, любовных треугольниках. Шостакович там один из главных героев. Вообще, Шостакович очень сильно действует на западное сознание. Может быть, потому что его музыка так универсально переводима на другие языки, потому что она так логична. У Шостаковича как бы все понятно, он из всех композиторов наиболее семиотичен. У него все переводится, все рассказывается. При всей амбивалентности Пятой или Восьмой симфонии все равно более-менее понятно, о чем человек говорит. С помощью посланий, аллюзий, мотивов он высказывается наиболее понятно. Вот о чем Прокофьев, я бы не сказал. А вот о чем Шостакович, всегда понятно. Хотя не придерешься.
Поэтому Шостакович у Воллмана один из главных героев. Там вообще много интересного. Но все равно эта книга производит впечатление довольно искусственно подобранных историй. И самое главное, никакого единого вывода, никакой единой философии о путях Европы там нет. Там есть мысль, высказываемая несколько раз, о том, что 20-й век – это век конца культуры, что культура пришла к суициду, что история человечества завершается. Любопытная концепция, но не оригинальная. Но к природе насилия и к природе преодолевающего его искусства Воллман ничего особенно не добавил. То есть эта книга не стала для меня (в отличие от того же Кунищака) новым философским опытом. Он меня не перепахал. Мне кажется, там идет количественное нагромождение. Точно так же, как в книге Макьюэна «Женщины и мужчины» (самый длинный, по-моему, американский роман, 1500 страниц); все равно это производит впечатление хаотического соединения разных текстов. Я боюсь, что у Воллмана та же история: это энциклопедия европейской жизни, но не нанизанная на шампур какой-то единой либо формальной, либо исторической метаидеи. Этого нет. Надо, быть может, мне почитать его семитомник про насилие.
Но в любом случае, он один из самых интересных, самых формально оригинальных и мыслящих писателей американских последних 70 лет. Даже, может быть, более интересный, более мыслящий, чем Корагессан Бойл, при всем моем уважении к последнему.