Какое произведение можно по уровню сравнить со «Свечкой» Валерия Залотухи?

Галина Щербакова когда-то замечательно сказала: «Интересно, когда герой остается жив. Для меня герой «Вам и не снилось…» гибнет. Но потом я поняла: интересно, как они будут жить среди этих людей дальше. Всегда интересно продлить. Как Горький, который все классические сюжеты поворачивает на еще один поворот винта. «Челкаш» кончается три раза, и даже эта концовка не выглядит окончательной. Мне кажется, всегда надо довернуть. И мне интересно, чтобы Макаров остался жив. Конечно, очевидно то, что он не гибнет. Там лучшая сцена — и Хотиненко с архитектурным мышлением решил ее очень точно визуально,— где он показывает пистолету фотографии близких, наводит на эти фотографии пистолет. Для меня это…

Да, похоже. И Залотуха, и Слаповский были, кстати, похожи и дружили, потому что оба были сценаристами. Оба работали очень часто в манере такого кинематографического письма.  Я помню, как прочел «Свечку», позвонил Залотухе с выражением восторга и говорю: «Валера, ужас в том, что теперь, после этого романа, твоих сценариев никто не будет помнить. Эта книга заслонила все, что ты сделал». Это гениальное произведение; да, может, избыточное, как мне кажется. Да, может быть, я бы что-то там убрал-сократил-переменил, но это великая книга. «И после этого романа ни твоего «Мусульманина», ни твоего «Макарова», ни даже твой великий и неосуществленный «Великий поход за освобождение Индии»…

Золотуху, на мой взгляд, надо читать всего. Не только «Свечку» — всё-таки это массивный 2-томный роман, не очень легкий для восприятия. Но сценарии, и прежде всего «Великий поход за освобождение Индии», надо читать обязательно. Это высочайший класс.

Разумеется, «Мусульманин» — не только классный сценарий, но и выдающийся фильм. В принципе, Золотуха очень кинематографичен. У него можно снимать, экранизировать даже простые повести, а не только киносценарии. Но, конечно, надо помнить, что он прошел великолепную школу Константина Воробьева, нашего общего любимого писателя. Вот кого я вам рекомендую, кстати: лучше произведения о войне — это, я думаю, повесть «Убиты под Москвой» и…

Он и не ставил себе цели объяснить природу героического. У него там, скорее, другая задача: «А что делать, если родина не права?». Остается ли она родиной? И нужно ли здесь этот хаос 1941 года расценивать как чью-то вину? Он говорит о хаосе совершенно верно. Мы забываем обычно о том, что этот хаос не только военный, он ещё и моральный. Не понятно, кто прав. Но интуитивно верный выбор, все-таки,— сквозь весь кошмар сталинизма увидеть великий советский проект изначальный. И выйти на бой со страшной фашистской архаикой с позиций этого проекта, с позиции нового человека.

Он не изгой, там другая история. Для меня в свое время этот фильм был откровением. Я считал вообще «Макарова» и «Мусульманина» двумя лучшими сценариями Залотухи Валеры. Помнится, прочитавши «Свечку», его роман, я ему позвонил и говорю: «Валера, ты представляешь, какая обида? Ведь теперь, после того как «Свечка» заслонила все тобой написанное, никто не будет помнить «Мусульманина», никто не будет помнить даже «Великий поход за освобождение Индии». Тебя будут помнить как автора великого двухтомного романа, а маленькая киноповесть совершенно забудется на фоне этой громадины. А я так люблю «Мусульманина»!» И он, я помню, очень смеялся с такой перспективы. Но так оно и оказалось: все…

Да нет. Книга Залотухи — это как раз такой новый Иов, но в основном это довольно здравая и мучительная рефлексия на темы девяностых годов. Это столкновение не с Богом, это столкновение советского человека с бескрайними возможностями — как в сторону плюса, так и в сторону минуса. Там герой вообще попадает в тюрьму (как вы помните, с этого начинается), бизнесом он занимается, он с корнями своими разбирается. Это советский интеллигент при свете такой страшноватой вечности, которая неожиданно оказалась совсем не такой, как нам рисовалась. Вот об этом достаточно мрачная эта книга.

Как вам сказать? Вы можете прочесть, по крайней мере, ещё два его текста, которые вас не разочаруют: это сценарий «Макаров», который и в фильме не проиграл, и его роман (первоначально сценарий) «Великий поход за освобождение Индии». Если вам понравилась «Свечка»… Понимаете, так вышло, что в тени «Свечки» теперь будут все предыдущие работы Залотухи. Он написал такой хороший роман, что его сценарии (часто великие) просто не будут помнить. Это очень обидно. Я позвонил ему после «Свечки» и говорю: «Валера, как же обидно! Теперь все будут знать тебя как автора этой книги, а ведь ты написал «Великий поход…». «Великий поход за освобождение Индии» — это, наверное, лучший сценарий, который в Советском…

«Свечка» Валерия Залотухи наиболее значительное (и не только по объёму) произведение, которое там было, но автор не дожил, к сожалению, до «Большой книги», и поэтому давать первое место было бы как-то не совсем корректно, а третье — явно мало. Вот и правильно решили дать второе. Роман Валерия Залотухи — это замечательная хроника 90-х годов, очень точная, по-сценарному компактная, невзирая на огромный объём. И это единственный роман во всём шорт-листе, в котором есть определённая формальная задача, формальная сложность, потому что он многожанровый: там и стихи, и биографии, и политические, и лирические отступления, и многогеройность, и полифония, и много голосов. В общем, это серьёзная…

Денис Драгунский об этом хорошо писал. Искать везде травму – значит, ставить себя в позицию жертвы, он от этого Бродского предостерегал. Если говорить серьезно, то я не люблю, когда появляется волапюк. Когда появляется система переименований. Когда вместо «стиль» говорят «письмо». «Посттравматическое письмо». Когда сводят все к проблеме гендера или к проблеме травмы, или к фрейдизму, к марксизму. Иными словами, когда одним ключом, в данном случае отмычкой, пытаются отомкнуть все двери. Ну это такое же  отношение к этому всему у меня, как у Набокова фрейдизму, когда тоже пытались все притянуть… Озеро обозначает то же самое.

Я перечитал один рассказ Александра Грина. Есть хороший сборник «Психологические новеллы» 1988 года, куда отобраны не самые фантастические, а самые символистские произведения Грина. Он сам называл себя не фантастом, а символистом. Туда отобраны самые парадоксальные тексты, типа «Брака Августа Эсборна». И вот там есть такой рассказ, совершенно я его не помнил. Может быть, я его не читал вовсе. «Элда и Анготэя». Этот рассказ меня потряс абсолютно, меня глубоко перепахал. Я мог бы в порядке эксперимента рассказать его завязку, чтобы посмотреть, как вы будете его продолжать.

Значит, у Грина есть гениальные рассказы, гениальные завязки, которые слабо развязаны. Самый канонический…