Да, похоже. И Залотуха, и Слаповский были, кстати, похожи и дружили, потому что оба были сценаристами. Оба работали очень часто в манере такого кинематографического письма. Я помню, как прочел «Свечку», позвонил Залотухе с выражением восторга и говорю: «Валера, ужас в том, что теперь, после этого романа, твоих сценариев никто не будет помнить. Эта книга заслонила все, что ты сделал». Это гениальное произведение; да, может, избыточное, как мне кажется. Да, может быть, я бы что-то там убрал-сократил-переменил, но это великая книга. «И после этого романа ни твоего «Мусульманина», ни твоего «Макарова», ни даже твой великий и неосуществленный «Великий поход за освобождение Индии» (сценарий, который я обожал, цитатами из которого я разговаривал), ведь это все в тени твоей «Свечки» – прости за выражение – теперь погребено?»
На что Залотуха сказал: «Ну ничего, чаще всего это была поденщина». И действительно, когда мы говорим сегодня о Залотухе, мы в первую очередь вспоминаем его великую прозу. Кстати, я иногда думаю кощунственно: «Хорошо, что он не дожил». Потому что война сейчас идет в его родных местах. Донбасс охвачен этой войной, и как бы предчувствием этой войны были продиктованы и повести о детстве, и его депрессия в последние годы.
Я думаю, что и болезнь его была вызвана этим. Залотуха взял от кинематографа самое лучшее – динамику, сюжетную логику, сильную фабулу. Но при этом смог это превратить в литературу. Вот у Слаповского примерно то же самое: он в «Большой книге перемен» наглядно и даже несколько издевательски показал, как с помощью сериальных приемов (абсолютно сериальных) можно писать замечательную прозу, большую прозу. И это, мне кажется, очень удачная книга.
