«Взбаламученное море» Писемского, «Некуда» и «На ножах» Лескова-Стебницкого (это псевдоним, под которым он издавал их). Да и всякий антинигилистический роман является конспирологическим. Наверное, первый в полном смысле конспирологический роман — это «Кровавый пуф» Крестовского,— история о том, как упомянутые жиды и полячишки разлагают империю изнутри. Понимаете, конспирологический роман как разновидность романа мистического — это не самое плохое чтение, это чтение довольно увлекательное. Там всегда есть роковая женщина, медиатор такая, которая между разными слоями общества, как бы их сшивает. Да что там — у меня в пьесе «Варшавянка», в этой нашей новой рок-опере, которую мы пишем вместе с Иващенко, применена та же схема. У меня там героиня-провокаторша, в которую влюблен студент. Это очень удобный ход.
Обратите внимание, что главная фигура в революционном романе,— это всегда провокатор. Потому что он выше обеих сторон, манипулятор, и конспирологический роман — это роман о провокаторе. В конспирологическом романе есть один минус — это роман квазирелигиозный. В нем предлагается квазирелигиозная, с помощью идеи тайного общества, довольно плоское и банальное объяснение великих исторических парадоксов. Революция — результат заговора, война — результат сговора элиты или шпионажа. Кстати, вот и Штирлиц сюда же вписывается, потому что это Штирлиц не дал немцам создать атомную бомбу, и так далее. Это всегда такая проблема жанровая. Но как жанр это всегда очень удобно действует. Естественно, что конспирологический роман — сегодня один из самых популярных жанров, и в нем постоянно упражняется Дэн Браун. Попытка представить историю действиями мистических сил — одна крайность, попытка представить историю результатом заговора тайных обществ — другая, она очень успешно спародирована у Умберто Эко в «Имени розы». В любом случае, и то, и другое — не более чем сюжетное допущение.
Тот, кто покажет историю в ее многожильной пестроте, в совокупности этих миллионов воль — у него получается «Война и мир», как у Толстого. Потому что роман Толстого, в общем, о том, как миллионы разнонаправленных воль — на личном уровне, на общественном, на уровне любовных связей, на уровне человеческих слабостей — приводят к великим событиям, к войне, и выводят из этой войны. Толстой поставил себе такую масштабную задачу. Не знаю, как он ее решил, потому что он решил попутно ряд других задач. Но показать историю как равнодействующую миллионов воль — такие попытки делались, но это же значит очень хорошо знать жизнь верхов и при этом, конечно, частные мотивы жизненных лиц, их мотивы, предрассудки, и так далее. Боюсь, что это проблема неразрешимая. Попытки написать такие исторические романы (это паралитература, конечно) предпринимались в советское время многими. Например, Чаковским — его романы «Блокада» и «Победа». Но, конечно, Чаковский на сотую часть не обладал способностями (прежде всего художественными), необходимыми для написания такого романа. Но какие-то ценные сведения, какие-то ценные идеи, наверное, в них содержатся.
В принципе, чтобы написать конспирологический роман, особенного ума не надо. Достаточно просто сильно ненавидеть какую-то общественную группу. А вот чтобы написать метаисторический или просто исторический роман — надо пронизывать жизнь верхов на таком уровне, который, боюсь, обычному писателю недоступен. Это надо знать огромное количество информации о тайных причинах исторических событий.
