Как православие повлияло на культуру России? Тормозил ли консерватизм, характерный православию, развитие страны?

Оно не просто повлияло, оно было роковым этапом. Закончилась русская революция на нем. Уже и февраль не был революцией, не был движением масс, он был вертушечным переворотом, отречением, которое приняли два монархиста (по крайней мере, Шульгин точно монархист). При всей любви к революции февраля-марта это сделали Шульгин, Львов, некоторая часть петроградской интеллигенции, салон Гиппиус и Мережковского. Но народного подъема, который знала Россия в 1905 году, уже не было, конечно.

И это намекает на то, что и, скажем, уход Лукашенко тоже будет обставлен, скорее, кулуарно, а народный подъем, который мог бы привести к серьезному толчку, был подавлен, раздавлен, не был услышан. Поэтому…

Ну как, я цитирую часто его фразу, «я не такой подлец, чтобы говорить о морали», действительно, у Розанова морального облика нету, он у него зыбкий, двоящийся. Вот неужели для того пришла моя душа, чтобы ей на фоне вечного небытия 20 лет погулять, а я бы ее ограничивал. Нет, гуляй, душенька, гуляй, славненькая, говорит он. Розанов, понимаете как, это вот вечный вопрос о том, что есть прекрасное. Кто-то говорит, что прекрасное, оно должно быть эстетически пропорционально, совершенно. Кто-то говорит, что прекрасное должно быть полезно. Ну вот Ефремов пишет, что загнутые ресницы прекрасны, потому что они лучше предохраняют от снега, прекрасное прагматично. Чернышевский утверждает, что…

«Задумка» применительно к Набокову, конечно,  – это ужасное слово. Набоков очень глубоко укоренен в Серебряном веке, и «Ultima Thule», и «Бледный огонь» – это переписанная «Творимая легенда» Сологуба. У меня об этом подробная лекция. Догадка о том, что жизнь проходит в двух мирах. Есть Terra и есть Antiterra. Это и в «Аде» выведено, и это есть и в «Навьих чарах» Сологуба, где Триродов одновременно и дачный сосед, и король маленького островного государства, 

Про симметрию я там не убежден. Хотя симметрия, бабочка, симметричность собственного пути, о котором он так заботился,  – он любил такие симметриады и любил, когда в жизни все симметрично. Это казалось ему еще одним…

Ну там был выбор между Буниным и Мережковским. Идея наградить двух писателей в изгнании. Все ждали, что наградят Бунина. Сначала он уступил Голсуорси, а потом это было ясно совершенно, и Бунин этого очень ждал. Правда, в последний день, собственно, в день награждения, он отчаялся. Он записывал в дневнике, что «не надо и ждать». И он пошел в кино с досады, чтобы просто как-то развлечься. И он действительно развлекся, потому что показывали Кису Куприну (дочку Куприна, Ксению). Она красавица была, молодость и красота очень сильно действовали. Тогда Зуров или еще кто-то, из семьи, просунулся в двери кинотеатра и ему в ухо прошептал: «Телефон из Стокгольма», он стал отмахиваться и говорить: «Да ну, я…

Я очень Григория Шалвовича Акунина люблю — люблю как человека и люблю как писателя. Я не считаю его как раз постмодернистом. Я писал, что я считаю его последним русским модернистом, последним русским классиком. Он ставит великие вопросы. И для него перелицовка чужих одежд не более чем прием. На самом деле он писатель глубоко оригинальный. Он исследует проблему аристократизма, которая в России во многом заболтана. У нас аристократию стали презирать, потому что мы встали на точку зрения разночинцев, а это довольно глупо. Реабилитацию аристократизма начал Пушкин, продолжил Мережковский в статьях о Пушкине и во многих других текстах, особенно во второй трилогии (ну, «Царство зверя»), а особенно в…

Я не помню у Набокова, честно говоря, таких утверждений. Он говорил о сильном влиянии Гумилева, о сильном влиянии Блока, совершенно отрицал влияние прозы Серебряного века, да и проза была, скажем честно, не очень хорошая. Мне кажется, Набоков был просто благодарным учеником и читателем символистов. Это понятное дело потому, что для Набокова очень важна благодарность учителям. Он вообще, мне кажется, такой этически безупречный русский. Идеальный портрет русского писателя, не только эмигранта.

Если бы я писал когда-нибудь его биографию, я бы рассматривал прежде всего отсутствие этических двусмысленностей. Поэтому он был благодарен и Бунину, с которым у него были очень сложные…

До 1890 года Чехов к философским исканиям Толстого относился всерьез, после этого он посетил Сахалин и как-то пересмотрел свое отношение к толстовству, особенно к «Крейцеровой сонате». Он говорил: «Странно, до Сахалина я принимал ее всерьез, сейчас я понимаю, как я мог это делать». Известна чеховская фраза… Помните, у Толстого: «Много ли человеку землю нужно?» — и потом оказывается, что нужно ему два аршина. «Это мертвецу нужно два аршина, а человеку нужен весь мир»,— говорит Чехов. Учение Толстого до такой степени противоречит всей жизненной практике и всей философии Чехова, учение Толстого до такой степени мимо Чехова… Я уже не говорю о том, что Толстой все-таки…

Произведения я вам такого не назову, но «Рассуждения аполитичного» Томаса Манна — это книга ницшеанца и в некотором отношении романтика, и в этой книге проследить генезис фашизма проще всего. Слава богу, что Томас Манн благополучно это заблуждение преодолел. Связь романтизма и фашизма наиболее наглядно показана в «Волшебной горе»: иезуит Нафта высказывает там очень многие романтические взгляды. Наверное, у Шпенглера можно найти очень многие корни фашизма и последствия романтизма. Противопоставление культуры и цивилизации, безусловно, романтическое по своей природе. То колено, тот сустав, где романтизм соединяется с фашизмом, проще всего обнаружить у Ницше, потому что… Я прекрасно…

Довольно глубокая мысль, потому что Базаров же не разрушитель культуры, он не «Асмодей нового времени», как статье Максима Алексеевича. Нет, он как раз позитивист, он носитель идеи науки, и он предан ей религиозно. Да, возможно, это новый религиозный тип, только это не завет культуры, конечно, а это завет в узком смысле такого сугубо научного, рационального миропонимания. Замятин в «Мы» пытается развить вот это же мировоззрение — торжество логики, примат логики над эмоциями. Для меня, в общем, Базаров — фигура довольно привлекательная. Он не то чтобы пророк нового времени, но, понимаете, в России столько рационального, что некоторый культ рацеи ей бы не помешал. Как сказано у Юза…