Есть ли в русской литературе персонаж, который в глазах окружающих людей очень жизнерадостен, а внутри переживает боль?

То, что она его читала, это явно. Дело в том, что рассказ Куприна «Слон» – один из самых популярных в мире рассказов детской литературы. Он не детский. Куприн вообще был довольно знаменитый писатель. Это когда он жил в эмиграции, во Франции, да еще он попал туда в послевоенные, послереволюционные времена, когда вообще очень трудно было выжить и напечататься, когда практически не печатали своих-то писателей, а уж эмигрантов и подавно. Но Куприн был очень знаменит: его переводили в Англии, Куприна хорошо знали в Америке. Он был действительно такой русский американец: не зря он популяризировал здесь Берт Гарта, Лондона. Рассказ «Слон» там знали наверняка, и Фанни Флэгг, вероятно, его читала. Это же…

Да потому что систем обладает не мозговым, а каким-то спинномозговым, на уровне инстинкта, чутьем на все опасное. «Что делать?» — это роман на очень простую тему. Он о том, что, пока в русской семье царит патриархальность, патриархат, в русской политической жизни не будет свободы. Вот и все, об этом роман. И он поэтому Ленина «глубоко перепахал».

Русская семья, где чувство собственника преобладает над уважением к женщине, над достоинствами ее,— да, наверное, это утопия — избавиться от чувства ревности. Но тем не менее, все семьи русских модернистов (Маяковского, Ленина, Гиппиус-Мережковского-Философова) на этом строились. Это была попытка разрушить патриархальную семью и через это…

В общем, долго это переводить и объяснять, но суть сводится к тому, что после общения с некоторыми россиянами автор письма несколько пересмотрел свою концепцию народа. 

Вот тут что важно? Я могу сказать, как примерно я понимаю, о чем написан «Белый пудель», помимо авантюрного сюжета с похищением собаки у бродячих гимнастов и возвращением ее, там есть много забавных сцен и забавных монологов. Трилли, который в истерике катается по полу, а ему говорят: «Микстурка очень слабенькая, один сироп-с». Сами эти дети подземелья, с этим колоритом мрачноватым. Это, мне кажется, у Короленко, у Куприна, у всей сентиментальной детской прозы начала века один посыл. Что у «Белого пуделя»,…

Да переведено всё тысячу раз, Господи. Ну конечно, «Дорога уходит вдаль», особенно 3-й том «Весна». И конечно, «Вверх по лестнице, ведущей вниз» Бел Кауфман — изумительная книга. И конечно, «Повелитель мух». Ну, всю классику ХХ века на эту тему.

Наверное, о подростковой любви лучшее, что написано в России — «Дикая собака динго». Это удивительно тонкая и точная книга. Поразительно, как она вообще была написана в это время. Кассиль, что-то из «Великого противостояния». Хотя это конечно, не того класса, что «Над пропастью во ржи». Георгиевская, «Лгунья», конечно.

Понимаете, драма взросления — по Толстому, пустыня отрочества — это настолько трагическая вещь. Вот у Толстого она не…

Я очень ценю Кассиля, но больше всего ценю «Великое противостояние», конечно, обе части. У него много довольно слабых произведений, в частности «Улица младшего сына». Ну, там не столько он, сколько Поляновский. И «Вратарь республики» или «Ход белой королевы», спортивные его вещи. Ну, мне очень нравилась «Дорогие мои мальчишки», очень нравилась «Будьте готовы, Ваше высочество!». «Кондуит и Швамбрания», само собой, тоже, но в меньшей степени, потому что я на том же материале прочел «Дорога уходит в даль…», и «Дорога уходит в даль…» была сделана лучше. Что касается «Маяковский — сам», то там лучшая глава «На капитанском мостике», а в целом книжка довольно тривиальная. Правильно Кассиль был…

Вот что касается фэнтези. Понимаете, какую-то великую роль этого жанра, не столь мною любимого, я осознал в середине 90-х, когда наш собеседниковский Руслан Козлов дал почитать свой роман «Остров Буян». Я от кого угодно мог ожидать такой роман, но Козлов – известный политический журналист, он редактировал «Смену» ленинградскую, он автор первой публикации о «Митьках», он и открыл их как течение. Он был автором первого ответа Нине Андреевой на «Не могу поступиться принципами». Когда все замерли, думая, что это произошел поворот в правительстве, а вот Козлов взял и написал очень резкую и язвительную статью «Не могу молчать».

Я знал его как очень сильного публициста. Он замечательно писал,…

Я высоко, положительно оцениваю эту пьесу. Я читал мнения многих фанатов. В «Новой газете» в понедельник у меня выйдет большой разбор этого произведения, я постарался без спойлеров. Мне там два момента особенно понравились. Понравилось, что главная злодейка — всё-таки женщина. Этого со времён Миледи не было. Не сочтите это за спойлер, это для меня важно. Ну и потом, какие спойлеры? Всё это давно напечатано в Сети.

Что касается второго важного для меня открытия. Там потрясающе дана тема родительского бессилия, когда ты понимаешь, что ты хочешь мальчика своего или девочку защитить от боли, а Дамблдор с портрета отвечает: «Боль должна прийти. И она придёт». И тогда почти буквально…

Ребята, я не вижу принципиальной разницы. Я с детьми говорю так, как со взрослыми. Вот как раз сегодня студенты – и меня это очень тронуло – пришли на встречу с русским лектором, и один мне прямо сказал: «Я впервые после ваших семинаров почувствовал ужас ответственности, взрослый ужас жизни». Я этого совсем не хотел, но в каком-то смысле, наверное, и хотел.

Я не вижу разницы между студентом и профессором, а может быть, студент еще и лучше. Я не льщу молодым, не пытаюсь к ним подольститься. Слава богу, у нас неплохие отношения. Я не вижу принципиальной разницы между взрослыми и детьми. Я со своим сыном Андреем всегда говорил как со взрослым. Может быть, иногда слишком жестко. И с Шервудом та же…

Во-первых, они хорошо написаны, быстрое действие... Во-вторых... Это хороший вопрос, я сам не знаю, я даже Харлану Кобену не мог объяснить, чем меня цепляют его романы, он тоже очень удивился. Меня цепляет то, что стартовая ситуация большинства его романов (сейчас вышел новый, который называется «Дураков нет») – это или внезапное исчезновение персонажа, или его внезапное появление. Ребенок внезапно появляется на стоянке парковки, а где он был, куда его родители делись, – не понятно.

Меня вообще цепляют истории с тайнами, но, если говорить серьезно, одна из самых больших тайн, это как цветение в разные сроки, такой приспособлительный механизм растения... Люди исчезают из поля зрения…

Поскольку у меня сегодня поменьше времени на Алексея Толстого (он сегодня тема лекции), я начну о нем говорить заранее. Алексей Н. Толстой свой пиковый писательский период переживал в 20-е годы, более того, в их первой половине, когда он попал под эпоху, соответствующую его темпераменту. Разговоры о том, что ему соответствовал здравый, простой, народный реализм и что он как бы отстаивал норму среди перверсий Серебряного века, – он, может быть, норму эту любил, но сам ее не выражал отнюдь. Чувство, что он возрождал традиционный реализм среди «Подземной клюквы» (как называлась у него «Бродячая собака» в «Егоре Обозове»)… Понимаете, Егор Обозов не зря был влюблен в роковую женщину Серебряного века,…