Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

Что вы думаете о книге Роберто Боланьо «Дикие сыщики»?

Дмитрий Быков
>100

Или «Дикие детективы», как ее тоже называют, «Savage detectives». Это замечательная книжка про молодых поэтов, объединенных дружбой и влюбленностью. Но, как всегда у Боланьо, это много подвешенных, распадающихся разных сюжетов триллерных, каждый из которых мог бы быть полноценным триллером. Атмосферу ужаса они создают именно своей неопределенностью, недоразвитостью. Ведь это Боланьо первым сделал в «2666» то, что мы сегодня видим как главный жанр триллера – например, в «Думаю, как все закончить» Кауфмана или в моем любимом фильме «Оставь мир позади», когда сам распад сюжета, отсутствие в нем логических связей становится главным фактором страха.

У Боланьо в «2666» множество отдельных сюжетов, которые не сплетаются в один, но образуют цельную атмосферу. Между прочим, по тому же принципу построен «Дом листьев» Данилевского, где тоже множество разных сюжетов – история матери героя, история слепого старика, который носит фамилию феллиниевского героя из «Дороги» (Дзампано), но при этом не имея с ним ничего общего; и история пленки Нэвидсона. То есть это разные сюжеты, которые, причудливо сплетаясь, образуя внутренние рифмы, дают ощущение а) общей неслучайности мира, связанности всего того, что в нем происходит; б) общей бесструктурности мира. Ведь главная загадка мира в том, что для составления паззла есть все необходимое, но несколько деталей лишние. Вот отсеять эти лишние детали нам и предстоит. Осознать цельную картину мира сегодня невозможно, ни создать, ни осознать. Вот я думаю, что у Боланьо, например, в его рассказах, ощущение страшного подтекста происходит из того, что приводится множество фактов (сами по себе они всегда ужасны и пугающих), которые не складываются в цельную картину. И то, что Боланьо не успел дописать «2666» – это, может быть, гениально. Если бы он написал, если бы все эти разные сюжеты (с Арчимбальди или с фемицидом в Мексике) сошлись бы в единой точке, роман потерял бы свою ауру, очарование непонятности.

Вот это то, на чем как раз и собираюсь строить «Океан», когда разные сюжеты образуют причудливую мозаику, но эта мозаика лишена смысла. Это, понимаете, как американские музеи Meow Wolf, когда разрозненные, бесконечно прекрасные, очень сложные, продуктивные картинки будущего тем и привлекательны, что не складываются в паззл, а дают ощущение многолучевого, многовекторного развития.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Значительнее ли Роберто Боланьо, чем Борхес или Кортасар? Что, по-вашему, лучше: «Игра в классики» или «2666»?

Написано, безусловно, лучше «2666». Понимаете, трудно сравнивать роман в 300 страниц с романом в 900. Боланьо написал гигантскую эпопею, очень сложную, и там много мыслей. Но для меня Роберто Боланьо, конечно, главный писатель рубежа веков, и уж, конечно, писатель более масштабный, чем Хулио Кортасар. Не говоря уже о том, что «Игра в классики» прекрасно придумана, но слабо реализована. Тогда как «2666» — чрезвычайно масштабный и сложный замысел, и замечательное его осуществление.

Книга Роберто Боланьо, кстати, в ближайшее время выйдет по-русски. Я-то читал по-английски, по-испански я все-таки не настолько читаю, чтобы читать это в оригинале. Читал в английском переводе еще,…

Не кажется ли вам, что в романе Роберто Боланьо «2666» сознательно от главы к главе идет нарастание насилия?

Трудно сказать, так ли это, потому что насилие там, кажется, не главная тема. А главная тема — это иррациональная связь нескольких историй, строго говоря, всех историй в мире: что любое происшествие здесь и сейчас аукается непредсказуемо волной убийством и кошмаров в латианоамериканском городе. Один роман Арчимбольди в результате служит там руководством к действию серийного убийцы, и так далее. Но то, что тема романа скрыта, и то, что тема романа — вот это нарастание насилия и волна насилия, которая захлестывает читателя и под конец перестает им восприниматься ,— это там есть безусловно. Я лишний раз повторюсь, что для меня роман «2666» — загадка. Во-первых, он не завершен. Мы все-таки не знаем,…

Не могли бы вы посоветовать хорошие детективы на английском языке для моего сына?

Знаете, из англоязычной прозы я вам посоветовал бы огромное количество популярных текстов детективных, нон-фикшн, где повествуется о реальных преступлениях и их раскрытии. Ну вот замечательный совершенно документальный детектив «Человек с поезда» («Man from the train»), где речь идет как раз о реальных преступлениях, которые совершались в начале века в Штатах, продолжились потом в Европе и были раскрыты только в самое последнее время, только благодаря современным методам и благодаря множествам аналогий между этими преступлениями, которые были последнее время систематизированы. Вот все сообщения об этих преступлениях Билл Джеймс (спортивный, в принципе, журналист) собрал, нашел их…

С чем связана деградация жанра триллера?

С некоторой жанровой неразберихой. Триллер включает в себя и саспенс (пугающее нечто), и боевик (с погоней, ограблениями и драками), и потусторонние, мистические сюжеты, и «джелла» пресловутая итальянская, массу японских сказок о проклятиях. Триллер – это очень широкое понятие, природа страшного до конца не понята. И над ней мало думают. Я прочел все, что на эту тему написано (по крайней мере, в 60-70-е годы, о природе страшного), о природе страха. К сожалению, люди почти тогда не знали единственной вещи, которая действительно страшна. До этого начали додумываться сейчас. Страшно не тогда, когда в сюжете происходят неожиданности. Страшно тогда, когда начинает исчезать логика сюжета, когда…

Что вы имели в виду, когда сказали, что ваша трактовка фильма «Думаю, как все закончить» Чарли Кауфмана отличается от общепринятой?

Есть такая версия (довольно распространенная), что это картина про деменцию. Про мир, из которого выпадают слова, в котором забываются герои. Условно говоря, действие картины разворачивается в голове старика, который пытается оправдать свою жизнь и ее вспомнить. У художника получилось то, что получилось. Что он имел в виду, не так важно. Я так не думаю: мне кажется, что это просто картина о таком распадающемся мире. «Думаю о том, как это все закончить» – это о том, как бы бог пытается закончить этот мир.

Два героя – мальчик и девочка – едут по бесконечной снежной равнине, в которой они теряются под конец, в которой они постепенно растворяются. Это такая метафора современного мира, где главным…

Как вы оцениваете творчество Джона Фаулза? О чем роман «Волхв»? Зачем в кульминации эти одиозные психотерапевты?

«Волхв» – это книга, которая нуждается в очень серьезном осмыслении. Мне бы надо его перечитать и, может быть, не один раз.

Если говорить в общем, то я не считаю «Волхва» лучшей вещью Фаулза. «Коллекционер» лучше, соразмернее. Самая удачная его вещь – это «Бедный Коко». Самая неудачная – это, по-моему, «Дэниэл Мартин». Но Фаулз – единственный писатель такого ранга (классик, безусловно), у которого можно проследить абсолютно четкую тему и лейтмотивы. Это не обязательно секс с близнецами, что тоже один из его навязчивых инвариантов. Но если говорить о главной теме Фаулза, то Фаулз – это поэт неразрешимых конфликтов. И Николас, главный герой «Волхва»; то, что проделывает с ним Кончис, – это…

Как вы относитесь к режиссёру Полу Томасу Андерсону? Можно ли судя по гениальной «Магнолии» назвать его профессионал?

«Магнолия» – очень хороший фильм, но я не думаю, что он просто профессионал. Мне кажется, что он маньяк формы. У него есть иррациональное чувство сложности жизни, ее нарративности. Отсутствие у нас до сих пор подходящего нарратива, чтобы об этом рассказывать. Все мы ищем этот нарратив. Джойс его искал, Улитин его искал (в других областях), Мандельштам искал. «Магнолия» – поиск такого сетевого нарратива. В романе «Океан» я придумываю свой нарратив, ассоциативный, очень сложный.

Мне кажется, рассказывать о жизни можно, только типизируя какие-то ее моменты. Не рассказывать последовательно – «встал, пошел, сделал», и так далее. Не брать одну линию из жизни, а рассказывать историю,…

Не могли бы вы рассказать об образе коридора в литературе?

«Дом листьев» Данилевского — где дом представлен как такое архетипическое пространство. Вообще тема дома, дома как такого пространства внутреннего «я», перенесенного, как бы объективированного во внешнюю реальность,— это почти везде есть. Возьмите у Чехова, «Моя жизнь», там, где этот отец-архитектор строит эти уродливые домишки, всегда от печки их лепит до гостиной, да много таких тем. Самый большой клаустрофоб в русской литературе — это, конечно, Чехов, потому что у него темы дома нет вообще, она ему ненавистна, он видит в нем замкнутое помещение, и там всегда воняет. Вот в России такая же история.

Но это грустно, конечно. Потом, понимаете, тоже болезненная очень тема — коридор, это,…