Что вы думаете о фильме «Четвертый» Александра Столпера?

Леонов говорил: «Глаз барит, глаз скользит по строке — и то хорошо, и это хорошо, а рука чернорабочая, и ей лень много писать, и она отбирает главное». Леонов вообще писал графитовыми стержнями на длинных полосах бумаги и думал, что это дает ему непосредственный контакт со словом. Я не знаю. Я от руки давно не пишу, пишу на компьютере. Но, конечно, чем быстрее и чем проще набор текста, тем выше соблазн многословия. А самый большой соблазн многословия — это диктовка. Поэтому мне кажется, что то, что Константин Михайлович Симонов надиктовывал свои романы, сильно им повредило. Мне кажется, что он мало вычеркивал при повторном чтении. Вот Достоевскому это придало, наоборот, обаяние живой речи,…

Анекдоты о нем есть, но дело в том, что христологических черт у такого персонажа быть не должно. Видите ли, вся популярность Жеглова была предопределена тем, что его сыграл Высоцкий. Если бы его играл любой другой человек, он был бы совершенно непривлекателен. И в книге он непривлекателен, он показан там глазами Шарапова, который уважает его, но не любит ни секунды. Просто действительно, Говорухин сыграл — и это только в плюс ему — довольно нетрадиционную, довольно неожиданную игру. Он задумал такую художественную провокацию — сделать человека с абсолютно тоталитарным сознанием (тоже типичного силовика) обаятельным, артистичным, еще таким немножко, как говорил сам Высоцкий, «немножко из…

Знаете, здесь почти мистическая история. Дольский – очень талантливый человек. Я думаю, в некоторых отношениях – имею в виду не только гитарные совершенства, а даже поэтические структуры – он не просто прямой предшественник Щербакова, чем принято думать. Если уж Щербаков имеет каких-то предшественников (хотя он бесконечно оригинален), то самая сложность композиции Дольского и поэтическая его эквилибристика во многом лежат в основе творчества Щербакова. Думаю, что как раз на пересечении, условно говоря, экзистенциального отчаяния, экзистенциальной иронии Кима и такой гармонической сложности Дольского и существует Щербаков.

Но Дольский допустил в жизни одну страшную ошибку.…

Потому что у Высоцкого было не так много возможностей в это время сыграть сильного персонажа, да и самое ужасное, что Высоцкий вынужден был хвататься за любую легитимацию, а там была большая роль. И хотя пьеса Симонова «Четвертый» была явно неудачна, а постановка Столпера совершенно ему не свойственна, слишком условна. И герой был совершенно несвойственный Высоцкому. Для сильного мужчины играть слабака и конформиста — это довольно мучительная задача. И Терехова, сыгравшая там блистательно, и собственно Высоцкий,— они явно не на своем месте.

Но работа с Симоновым — это был пропуск в кино, пропуск в относительно либеральные слои, которые занимали при этом очень высокое положение. Ему,…

Таких стихотворений довольно много. Самое простое — стихотворение «Мой черный человек в костюме сером». А так, в принципе, самое есенинское стихотворение у Высоцкого — это не слишком мной любимые «Кони привередливые», в котором мотивы Есенина звучат quantum satis.

Очень много у него таких мотивов. Особенно в его любовной лирике, которая сочетает восторг и презрение, преклонение и брезгливость. Очень интересно было бы параллельно проанализировать (я недавно как раз в лекции о Высоцком это делал) «Пей со мной, паршивая сука» и «Что же ты, зараза…?»

Вот это дикое сочетание любви и ненависти — более того, ненависти, потому что продолжаешь любить — это одна из…

Понимаете, из всех бардов, которые более или менее дружили, я думаю, дальше всех были друг от друга Высоцкий с Галичем. Но вы, не совсем правы, когда говорите, что со стороны Высоцкого это была профессиональная ревность. Конечно, он понимал, что Галич как поэт гораздо выше. Я вообще, знаете, с годами стал считать Галича все-таки равным Окуджаве. Я всегда думал, что Окуджава — гений, а Галич — талант. Нет, они оба были гении — при том, что у Окуджавы был чистый, богоданный дар, а Галич до своей гениальности скорее доработался, но при этом он был, конечно, человек феноменально одаренный.

Как здесь сказать? Видите ли, вот очень точно сказал Михаил Успенский: «Советская власть жестоко…

Миллионы должны быть своими для поэта. Потому что поэтическое слово для того так мнемонично, для того так хорошо запоминается (Бродский много об этом говорил), что в отсутствие печатной традиции оно становится всеобщим достоянием. Да, конечно, поэт во многом ориентирован на общественный резонанс. Многих моих, так сказать, бывших коллег это завело в кровавый тупик. Потому что эти ребята, желая резонанса, желая, чтобы их слушала и читала страна, перебежали на сторону худших тенденций во власти. 

Они стали поддерживать войну, кататься по стране с чтением военной лирики (очень плохого качества). Это нормально: когда у тебя нет общественного резонанса, когда твое слово не звучит,…

Сложная очень вещь, она мне не до конца понятна. Одна догадка у меня есть. Когда лирический герой описывает рай как огромный этап, как место, где «огромный этап у ворот на ворота глядел»; как место, где все гибло и зябло, – мне кажется, что эта песня тесно примыкает к дилогии «Очи черные» («Что за дом притих…»). Я думаю, это и деградация идеального образа родины, и идеального образа рая. И догадка о том, что рай, который ему обещали, его разочарует; что в том раю, в том новом месте, ему не будет просто места. Такое у меня есть ощущение. Это какое-то окончательное выпадение из бинарной парадигмы, из советской парадигмы. Во всяком случае, это ощущение, что и родина не прежняя, что все представления…

Больше всего я люблю «Балладу о детстве», хотя это именно поэма, а не песня. Но и ее музыкальное решение кажется мне гениальным. А так-то я много люблю у Высоцкого. «Гербарий»  – замечательная песня, «Разговор с палачом» – гениальная песня абсолютно. Да много, на самом деле. Я думаю, что песен 30, наверное, есть для меня самых важных, любимых, постоянно переслушиваемых. Практически все, что он писал в последние годы – «Райские яблоки», «Через десять лет все также», «Москва-Одесса 2», «Охота на волков 2». Вот этот такой поздний пересмотр ранних стратегий и ранних песен я ценю очень высоко. Но «Баллада о детстве» все равно номер раз.

Это люди, рожденные 25 января с дистанцией в 40 лет. Поздравляю всех с юбилеем Высоцкого. 85 лет, всех знавших  – в особенности. Поздравляю Зеленского с полуюбилеем – 45 лет.

На самом деле, вот эта история с рождением двух актеров, двух Владимиров в один день с 40-летней дистанцией, конечно, дает некоторый повод для интеллектуальной спекуляции. Напоминаю, что в интеллектуальном плане слово «спекуляция» не несет некоего негативного ореола. Поспекулировать, поразмышлять на тему – это не более чем любопытный вызов. 40-летняя разница, здесь, конечно, о много говорит.

Вообще они, конечно, могли бы быть знакомы; более того, могли бы появляться в одних фильмах. Но эти 40 лет были…