Видите ли, Лука был местью Толстому. Тогда молодой Горький… И вообще, Горький же очень менялся всё-таки. Он менялся в зависимости от возраста, в зависимости от статуса. Ранний Горький уверен, что проект Человечество надо радикально пересмотреть, что человек должен пойти в «переплавку». Это его убеждение сохранилось, но Горький сорокалетний уже очень ценит материальную культуру, коллекционирует китайские вазы, наслаждается музеями. Он любит гораздо больше уже не босяков, потому что босяки ему раньше казались представителями дивного нового человечества. К босякам он охладел довольно сильно, и теперь ему нравятся люди искусства, просвещения, культуры. Он вообще верит только в культуру…

Их очень много, я человек сентиментальный. Я плакал и над некоторыми текстами Петрушевской, и над «Мамашей Кемских» Горького, и над «Холстомером» и последними вещами Льва Толстого. Да, «на опушке старого леса радостно выли головастые волченята». На этих словах меня всегда пробирала слеза.

Много их: понимаете, ведь Жолковский правильно пишет: «Мы плачем не от сентиментальных чувств, а от сложной эмоции счастья при блистательном выполнении читательской задачи». Но иногда это бывают и слезы сентиментальности, совершенно искренние. Меня очень многое в этом плане терзало. На мои слезные железы надавить несложно. Проблема в другом – как бы меня испугать? 

А в принципе,…

Ну что вы, он еще как его получал. Только, знаете, это как у Маршака того же:

Но младшая деда поздравила с внучкой:
Писать научилась она самоучкой.

Горький — гениальный автодидакт, самоучка во всем. И писать сам выучился, много читая. Он читал много и обладал феноменальной памятью; как выражался его дед, «память, слава богу, лошадиная». Он помнил какие-то дикие детали по Ходасевичу, которыми загромождена была его память; он сам страдал очень от ее захламленности, многое писал, чтобы забыть, как бы выбросить. Так написана вся книга «Заметки из дневника. Воспоминания», которая вся состоит из страшных, омерзительных и постыдных воспоминаний. Гениальная…

Их больше. Горький — новеллист, как романист он слаб. Его романы — это не органическое развитие ствола, а несколько бревен, связанных в плот. И я бы сказал, что лучшие его сочинения — это «Мамаша Кемских», «Отшельник», «Рассказ о необыкновенном», «Страсти-мордасти», «Городок Окуров»,— короткие повести и рассказы. Если брать масштабные какие-то вещи, то «Самгина» надо читать. Но назвать его художественной удачей я не возьмусь. Когда-то отдельные читатели, скажем, Гольдштейн, считали, что первые два с половиной тома прекрасны в «Самгине». По-моему, в «Самгине» все более или менее одинаково, одинаково хорошо и в целом невыносимо. Но читать «Самгина» надо. Из пьес я люблю «Старика», но тоже он не…

Наверное, «Мамаша Кемских» Горького. Наверное, «Поцелуй» Бабеля. Хотя у Бабеля можно назвать многие. Кто-то назовет «Улицу Данте», кто-то назовет «Ди Грассо», кто-то назовет что-нибудь из «Одесских». «Иваны» мне нравятся больше всего, хотя они немножко лобовые. «Саранг» Паустовского. Я не большой фанат Паустовского, но этот рассказ заставляет меня плакать всегда. У Грина, наверное, «Сто верст по реке» или «Истребитель» — что-нибудь такое страшненькое. Или «Крысолов» — тоже на ваш выбор. И «Победа» Аксенова.

Но это моя пятерка. Я знаю, что процентов на 30-40 она совпадает, например, с пятеркой Жолковского или с пятеркой Богомолова. Мы с ним обсуждали эту проблему на Бабелевском…

Видите, меня интересовали прежде всего рассказы 1922-1924 годов. Я прочел книгу Тагера, где доказывалось, что это совершенно новый и совершенно не похожий на прежние этап его творчества. Сами эти рассказы меня поразили, я от Горького такого не ожидал. Больше всего поразил меня «Отшельник», очень сильно меня удивил рассказ «О первой любви» и «Голубая жизнь». «Карамора» произвела во мне полную революцию, «Рассказ о необыкновенном» разрушил мои представления о Горьком. Потом я прочел «Сторожа» и очень сильно обалдел, потом «Мамашу Кемских», потом в целом «Заметки из дневника. Воспоминания». И вот я начал думать, каким образом этот человек, знающий о людях ужасное и чуткий к этому ужасному, каким…