Так вот счастливо получилось, что у Александра Мелихова оба сына пишут прозу — Павел и Петр. Я дружу с обоими. Как вам сказать? Выбрать, так обидишь. Проза Павла Мелихова более элегична, более рассудительна, может быть, более исповедальна. Проза Петра гораздо веселее и динамичнее. Я не могу сказать, что мне больше нравится кто-то из них.

Проза Александра Мелехова — это такие мелиховские горки, такие беспрерывные горки, скольжения по парадоксам, по рискованным сравнениям. Стиль у него очень плотный, напряженный. Каждая страница содержит массу идей. И вот он как-то идеально разлегся пополам, как говорят про карточную масть в преферансе, как-то поделился между своими сыновьями. Вся…

Да. Вот так назвать — наверное, Наум Ним, человек, который для меня остается читателем №1. Никита Елисеев, Александр Зотиков.

Я всё называю людей из литературы, потому что Зотиков — критик, Ним — писатель, Елисеев — критик и библиограф. Кстати, писатель тоже хороший.

Очень близкую к аристономии идею развивает Александр Мелихов — тоже человек довольно железный, благородный муж. Уж в каких только обстоятельствах я его ни видел — в самых разных. И он демонстрировал высокое достоинство. У меня есть претензии и вопросы к мировоззрению Мелихова, но к его поведению — никогда. И конечно, стилист он превосходный. Так, между нами говоря.

Я с Мелиховым вступил в довольно бурную перепалку сетевую, при всей любви к нему. Он считает, что политика заземляет художника, а я считаю, что политика — это такое концентрированное выражение нравственности. Мне в общем не очень важно, какими идеями, какими, по его выражению, фантомами вдохновляется Мелихов. У него всегда в основе книги лежит какая-то основная сюжетообразующая метафора. Сейчас эта метафора — заземление, что надо все время устремляться ввысь, а все вокруг человека заземляет, и надо с этим заземлением бороться. Но эти абстракции меня не очень интересуют. Меня интересует то, как он пишет.

Толстой говорил, что художнику необходима энергия заблуждения, значит, ему для…

Александр Мелихов — блистательный петербуржский прозаик. Я вообще ко всем проявлениям жизни Петербурга — музыкальным, живописным, литературным, ко всем, кроме политических — питаю глубокое уважение, любовь настоящую.

Мелихов — очень крупный писатель. Он написал, я думаю, в 90-е годы самую исчерпывающую трилогию «Горбатые Атланты». Действительно, жизнь и академической науки, и обывателей, и студентов отражена там замечательно. У него и потом были замечательные вещи. Самые известные его книги (понятно, благодаря названиям) — «Исповедь еврея» и «Роман с простатитом». Конечно, евреи и простатит — это та тема, которую любой будет читать. Но я рекомендую вам от души такие его вещи, как…

Я очень Григория Шалвовича Акунина люблю — люблю как человека и люблю как писателя. Я не считаю его как раз постмодернистом. Я писал, что я считаю его последним русским модернистом, последним русским классиком. Он ставит великие вопросы. И для него перелицовка чужих одежд не более чем прием. На самом деле он писатель глубоко оригинальный. Он исследует проблему аристократизма, которая в России во многом заболтана. У нас аристократию стали презирать, потому что мы встали на точку зрения разночинцев, а это довольно глупо. Реабилитацию аристократизма начал Пушкин, продолжил Мережковский в статьях о Пушкине и во многих других текстах, особенно во второй трилогии (ну, «Царство зверя»), а особенно в…

Ну, «Бригада» — вообще-то она издана. Сценарий Велединского-Порублева издан как книга. И это, по-моему, прекрасный роман. Но если говорить именно о романе, тут трудно. Не могу назвать какую-то книгу, понимаете, чтобы там были отражены реальные…

А, пожалуй, могу. «Роман с простатитом» Мелихова. Там как раз муки интеллигента, который работает челночником. Там, в общем, простатит у всей эпохи, не только у героя. Она жестко написана — такая яркая, сильная, парадоксальная книга. Да, наверное, у Александра Мелихова трилогия «Горбатые атланты» — тоже очень мрачная — и вот это. Ну и у Валерия Попова мне очень нравится, например, «Любовь тигра» или «Боря-боец». Там зафиксированы какие-то…

О господи, понимаете, я очень много говорил о Валерии Попове, это один из моих любимых писателей и людей. Попову исполнилось восемьдесят, 8 декабря 2019 году. Для меня это страшная, конечно, цифра, потому что я очень хорошо помню, как отмечалось его пятидесятилетие, как Владимир Новиков писал на него замечательную пародию «Мой первый юбилей», очень смешную, стилистически точную. Валерий Попов — один из важных писателей для моего поколения. Еще до того, как мне Житинский о нем рассказал (сказав, что их связывает дружба), я уже прочел «Две поездки в Москву» — итоговый сборник, как раз к полтиннику выпущенный, и меня поразил он совершенно. Потому что Попов — это такое явление в русской литературе…

Видимо, имеется в виду, что можно оставаться ребёнком в душе, а можно быть взрослым и притворяться. Может.

Вот Экзюпери — абсолютно взрослый человек, очень взрослый, и покончивший с собой очень по-взрослому, так таинственно, чтобы это выглядело смертью в бою; автор почти гениальной, на мой взгляд, «Цитадели», несколько более демагогического, но тоже очень интересного «Ночного полёта», «Планеты людей». Взрослый человек, но он притворился ребёнок и написал «Маленького принца».

Я не очень люблю эту книгу. Согласен здесь с Александром Мелиховым, который говорит, что это такой немножечко апофеоз детского эгоцентризма и вообще довольно истерическая книга. Да, наверное, это…