Никаких у нас нет оснований думать, что оно посвящено другой женщине. Я абсолютно уверен, что это Анна Керн. И если он писал в одном из писем, что он её «с Божией помощью употребил», это никак не противоречит «божеству и вдохновенью».
Видите, какая штука. С Анной Керн, как писал когда-то замечательный пушкинист Лацис Александр, его связывало очень глубокое психофизиологическое совпадение. Такое иногда бывает. Это то, о чём говорит Пастернак, анализируя близость красавицы и поэта. Да, такое есть. Красавица и поэт — это очень физиологически, психологически и поведенчески близко: желание первенствовать, тщеславие, чуткость, высокая эмпатия. Красивая женщина — это не всегда пустышка, понимаете. Красивая женщина, наоборот, очень часто поставлена биографически в такие обстоятельства, где от неё требуются великие качества. И Пастернак совершенно прав, когда говорит: «Быть женщиной — великий шаг, // Сводить с ума — геройство». Понимаете, надо уметь это делать.
Поэтому Анна Керн — это достойный адресат. И нет никакого противоречия в том, что он испытывал к ней сильное физиологическое влечение. И при этом они прекрасно понимали друг друга.
Хвалю, мой друг, её охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
Подобных матери своей;
И счастлив, кто разделит с ней
Сию приятную заботу:
Не наведёт она зевоту,
Дай бог, чтоб только Гименей
Меж тем продлил свою дремоту.
Он всё про неё понимал очень хорошо. Вот замечательный диалог она в мемуарах приводит, когда она говорит: «А правда ли, что вам обязательно нравится маленькая ножка? Достаточно ли маленькая ножка у меня?» Он говорит: «Да ну, вот у Олениной тоже маленькая ножка, да чёрт ли в том?» Действительно, не за маленькую ножку он её любил, а за глубокое понимание.
