Войти на БыковФМ через
Закрыть

Почему у молодых тридцатилетних авторов, ворвавшихся в нашу литературу за последние годы, такая тяга к магическому реализму?

Дмитрий Быков
>100

Это довольно понятно. Их тяга к магическому реализму связана с тем, что средствами традиционного реализма российскую реальность как сейчас она есть, осветить невозможно. Прежде всего связано это с тем, что традиционные реалистические объяснения (материальные, просвещенческие) перестали работать. Как правильно пишет Веллер, человека ведет тяга к максимальному эмоциональному диапазону, а не к добру или злу. Иногда ко злу. К добру она реже, потому что добро считается дурным вкусом, дурным тоном.

Мне кажется, что магический реализм – это такой посильный ответ на кошмары ХХ века и на иррациональную глупость века ХХI. Тут интересная мысль: да, ХХ век был кошмарен. И эти кошмары были подготовлены всякого рода ужасными событиями и радикальными мыслительными экспериментами века ХХ и ХIХ. Кошмары ХХ века были подготовлены, например, Шпенглером, Томасом Манном или Штирнером. Многими малоприятными людьми. Все эти кошмары имели интеллектуальную природу. Грубо говоря, это была проверка каких-то умозрительных построений.

Кошмары ХХI века есть следствие совсем других вещей, они имеют другую природу. После кошмаров века ХХ была предпринята попытка (во всем мире) вообще отказаться от интеллектуализма, потому что, может быть, интеллект и есть первопричина наших бедствий. Да, пальма пробила теплицу, поэтому теперь давайте сосредоточимся на выращивании бледно-пухлой гаршинской травки, которая растет себе и ничего не требует. Поэтому были попытки такой тотальной дебилизации – и населения, и культуры, и жизни в целом, ее рационализации, ее упрощения, ее искусственной деинтеллектуализации, назовем это так.

 И вот мне кажется, что ужасы ХХI века – это следствие кризиса образования (во всем мире), кризиса космических программ, кризис наукоцентризма, который вообще был для просвещения весьма характерен. Это тотальный кризис ума. И дураки почувствовали всевластие. Что произошло в России? Мы пустили к власти посредственностей, в культуре – дураков, ничтожеств, завистников. Потому что им противостоять очень трудно: они все время говорят, что у них детство было трудное и недостаток витаминов. И комплекс вечной вины интеллигенции перед народом постоянно играет в России дурную шутку.

Все происходившее в это время в России Нонна Слепакова хорошо описала:

Памяти интеллигенции,

Что бездарным раздала

Даровую индульгенцию

На расправные дела.

Пораженному достоинству,

Отомкнувшему цветник,

Приоткрыв дорогу воинству,

Чтобы перло напрямик.

Мукам творческого гения,

Чтоб страдал за всю страну

И еще до обвинения признавал свою вину;

Тем, кто нелицеприятием

Пуще бога был томим,

Тот, по крайности, распятием

Не командовал своим.

Вот русская культура скомандовала своим распятием, как Овод своим расстрелом. И если кризис ХХ века был кризисом сложностей, переусложненностей, то кризис ХХI века – это кризис простоты, чрезмерной и ублюдочной простоты. Вот это дает нам надежду, что выход из этой простоты будет через новую сложность, через усложнение, наверное.

Условно говоря, ситуация, когда Кормильцев приводит в литературу Садулаева (самый сложный писатель приводит самого примитивного, вообще не обладающего никакими дарованиями), – это катастрофа. Надеюсь, больше такого не будет. Но у Кормильцева был комплекс вины даровитого человека перед бездарным. Вот он этим и занимался.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Знаете ли вы фантастические произведения, в которых автор пытался описать нечеловеческую мораль?

Знаю одно фантастическое произведение, где автор пытался описать нечеловеческую мебель. Это рассказ Борхеса «Дом Астериона», где он ходит по жилищу пришельца и видит мебель, рассчитанную на нечеловеческое тело, на отдых, на рекреацию, на подъемы и спуски нечеловеческого существа. Вот я думаю примерно таково же должно было быть описание нечеловеческой морали, но я не припомню сколько-нибудь убедительного его описания.

У Уиндема, наверное, отчасти, в «Чокки», а отчасти в замечательных «Кукушках Мидвича». Там у него герой Чокки (инопланетянин, вселившийся в мальчика) все никак не мог понять, почему, чтобы сделать одного, нужны двое. Вот такие вещи его интересовали. Попытка…

О чем стихотворение Ильи Кормильцева «Черные птицы»? Возможно ли, что образ птицы для Ильи — это образ любви?

Не думаю. Я впервые услышал это стихотворение в кабаре Дидурова в его чтении. До сих пор помню его кроткую интонацию, с которой он это читал, с этим странным ударением: «Нам не нужнО лицо твое…». Вот у меня ощущение, что «мы уже были в глазах, и все, что нам нужно взяли». Понимаете, если понимать это стихотворение как такую антиоду трагической любви, тогда да. Но вообще-то образ черных птиц, ночных птиц для тогдашней поэзии типичен. Найдите, например, стихотворение очень хорошего поэта Владислава Артемова «Ночные птицы». Это неслучайная вещь. Темная птица, ночная птица, Ворон, Nevermore,— вот в этой традиции надо ее рассматривать. Крылья у Кормильцева, может быть, образ не…

Что вы думаете о Егоре Летове? Как оцениваете его творчество?

Я не настолько специалист в жизни и судьбе Егора Летова, чтобы про него рассказывать. Я думаю, что Егор Летов во многих отношениях — это пример того же самого человека, который и был изначально довольно примитивным нонконформистом, но потом под действием… Каких много было тогда в свердловском роке и вообще в Сибири, на Урале, это такой тип провинциального нонконформиста, провинциального гения. И с Ильей Кормильцевым, например, это случилось гораздо нагляднее, потому что Кормильцев никогда не был простым, он всегда был сложным, он изначально интеллектуал, переводчик с итальянского, знаток европейских текстов, экспериментатор с сознанием и так далее. Летов был, мне кажется, попроще, но и с ним…

Можно ли назвать Мережковского русским Ницше? Верно ли, что противопоставление природы и культуры, органики и искусства — есть фашизм?

Конечно, это некоторые пролегомены к фашизму. Впервые это противопоставление (такой quantum satis) появляется, конечно, у Шпенглера в «Закате Европы», во втором томе особенно. Я Шпенглера очень не люблю, потому что само противопоставление цивилизации и культуры, которое назрело тогда, о котором многие говорили,— это, мне кажется, глупость. Я думаю, что два человека — Шпенглер и Гумилёв — больше всего сделали для того, чтобы эта глупость вкоренилась. Дикость и варварство стали этим людям казаться утверждением самобытности, пассионарности, усталости от цивилизации.

Вспомним, когда Курт Ван в начале «Городов и годов», в начале войны кричит Андрею Старцову: «Всё, Андрей,…