О чем текст Ильи Кормильцева «Клипсо-Калипсо»?

Нет, «Мусорный ветер» — прекрасная песня. Я люблю Григоряна, и «Безобразная Эльза» — прекрасная вещь. Конечно, это поэзия не того уровня, что БГ и Кормильцев (они гении, мне кажется, и я никогда, в общем, не сравнивал с ними остальных). Я очень люблю Шевчука, например, я очень люблю многие сочинения Кортнева, но для меня БГ и Кормильцев — существа из другого жанра, из другой поэзии. Это что-то космическое, что-то из области откровений. Григорян — замечательный, крепкий профессионал и выдающийся музыкант.

А я не очень понимаю, о чем там спорить, что там понимать. По-моему, это на редкость однозначное произведение. Был такой в ХIX веке биолог-популяризатор Берроуз в Штатах, и вот у него в одной книге содержится здравая мысль: нет ничего проще, чем основать новую религию. Сначала дай себя распять, а потом воскресни. Ничего нет проще, чем разговаривать с Христом, но сначала повиси на кресте. Ходить по воде – это не так просто. Для этого требуются определенные платежные условия. Кормильцев, на примере своей внутренней эволюции очень серьезной, прекрасно понимал, чем человек за это платит, каковы его перспективы, если он научился ходить по воде. Он жизнью заплатил за свои открытия.

Грубо говоря,…

Знаю одно фантастическое произведение, где автор пытался описать нечеловеческую мебель. Это рассказ Борхеса «Дом Астериона», где он ходит по жилищу пришельца и видит мебель, рассчитанную на нечеловеческое тело, на отдых, на рекреацию, на подъемы и спуски нечеловеческого существа. Вот я думаю примерно таково же должно было быть описание нечеловеческой морали, но я не припомню сколько-нибудь убедительного его описания.

У Уиндема, наверное, отчасти, в «Чокки», а отчасти в замечательных «Кукушках Мидвича». Там у него герой Чокки (инопланетянин, вселившийся в мальчика) все никак не мог понять, почему, чтобы сделать одного, нужны двое. Вот такие вещи его интересовали. Попытка…

Для Ильи Кормильцева не знаю. Он стал событием для учеников и поклонников Юрия Кузнецова, который, будучи главой редколлегии, в основном напихал туда своих таких готических, неоромантических, неоязыческих, может быть, отчасти и таких неонордических (выразимся осторожно) поэтов.

Там, например, был напечатан замечательный Владислав Артемов, которого я очень люблю — ныне, по-моему, главный редактор журнала «Москва». Там было его стихотворение «Ночные птицы». Я к Владиславу Артемову как к человеку, поэту, литературному деятелю, отношусь с глубоким уважением, несмотря на полное неприятие его позиции.

Это довольно понятно. Их тяга к магическому реализму связана с тем, что средствами традиционного реализма российскую реальность как сейчас она есть, осветить невозможно. Прежде всего связано это с тем, что традиционные реалистические объяснения (материальные, просвещенческие) перестали работать. Как правильно пишет Веллер, человека ведет тяга к максимальному эмоциональному диапазону, а не к добру или злу. Иногда ко злу. К добру она реже, потому что добро считается дурным вкусом, дурным тоном.

Мне кажется, что магический реализм – это такой посильный ответ на кошмары ХХ века и на иррациональную глупость века ХХI. Тут интересная мысль: да, ХХ век был кошмарен. И эти кошмары были…

Не думаю. Я впервые услышал это стихотворение в кабаре Дидурова в его чтении. До сих пор помню его кроткую интонацию, с которой он это читал, с этим странным ударением: «Нам не нужнО лицо твое…». Вот у меня ощущение, что «мы уже были в глазах, и все, что нам нужно взяли». Понимаете, если понимать это стихотворение как такую антиоду трагической любви, тогда да. Но вообще-то образ черных птиц, ночных птиц для тогдашней поэзии типичен. Найдите, например, стихотворение очень хорошего поэта Владислава Артемова «Ночные птицы». Это неслучайная вещь. Темная птица, ночная птица, Ворон, Nevermore,— вот в этой традиции надо ее рассматривать. Крылья у Кормильцева, может быть, образ не…

Илья Кормильцев был человек необычайно смелый прежде всего и гордый. И при его тихой, как у Заболоцкого, внешности провинциального бухгалтера, это производило впечатление взрывное. Он был человек очень екатеринбургский. Ведь продолжение бажовского екатеринбургского мифа — оно было, оно не купировано, оно не абортировано, и продолжением екатеринбургского мифа в русской культуре был Борис Рыжий, и Илья Кормильцев в огромной степени. Это продолжение мифа о подпольщиках-профессионалах, о великих профессионалах, находящихся в завете с таинственными и довольно темными силами природы. Это миф Данилы-мастера. Ну и Кормильцев был таким уральским Данилой-мастером, таким супер-профи,…

Я не вижу там ничего особенно загадочного — «над нами километры воды»,— потому что героя терзает вот этот кошмар, о том, что они с возлюбленной лежат под километрами воды (довольно частое клаустрофобное явление), и у них на двоих одно дыхание, и он хочет не дышать, чтобы ей больше досталось. Это восприятие любви как катастрофы, которая объединяет двоих. Оно ещё восходит и к Окуджаве, к «Путешествию дилетантов», помните: «Все влюбленные склонны к побегу, / с красной розой в дрожащих руках». Вот, наверное, это как-то так, потому что любовь взаимная — это ситуация не просто счастливая, и не только счастливая. Это ситуация взаимной катастрофы. С чем это связано, не знаю. Но вы знаете по себе, что любящий…

Я не настолько специалист в жизни и судьбе Егора Летова, чтобы про него рассказывать. Я думаю, что Егор Летов во многих отношениях — это пример того же самого человека, который и был изначально довольно примитивным нонконформистом, но потом под действием… Каких много было тогда в свердловском роке и вообще в Сибири, на Урале, это такой тип провинциального нонконформиста, провинциального гения. И с Ильей Кормильцевым, например, это случилось гораздо нагляднее, потому что Кормильцев никогда не был простым, он всегда был сложным, он изначально интеллектуал, переводчик с итальянского, знаток европейских текстов, экспериментатор с сознанием и так далее. Летов был, мне кажется, попроще, но и с ним…

Илья мне когда-то сказал: «Человек не изменится, пока не изменится биологический носитель. Бессмертие реально уже в ближайшие 200-300 лет. Я хочу написать рассказ о человеке, который знает, что завтра откроют бессмертие, а он сегодня умирает». Я думаю, что с Кормильцевым случилось что-то подобное. Он был человеком будущего, который не дожил до этого будущего. Я считаю, что он был гениальным поэтом. И я очень люблю цитировать одну его реплику.

У нас в армии ходил слух такой, что «Я хочу быть с тобой» написана… Там все пели эту песню, как сейчас помню, в медпункте собирались и горланили, Мишка Воронов играл, наш медбрат, на гитаре замечательно. Вот мы пели эту песню. И был слух, что…