Ну а как ей было не повлиять? Вообще скандинавская проза и драматургия, наверное, во времена модерна наряду с немецкой была самой влиятельной (и с русской, кстати говоря, потому что русский модерн тоже влиял колоссально). Это довольно очевидная вещь, я много об этом говорил: чем архаичнее общество, тем драматичнее в нем конфликт с модерном. Потому что модернистское чувство вины (чаще всего — вины перед отцом), оно особенно остро ощущалось в Австро-Венгрии в случае Кафки, в Германии отчасти в случае Шницлера (хотя Шницлер, по-моему, не совсем даже и модернист, уж если на то пошло), у Томаса Манна, чей модернизм, безусловно, выстрадан многими конфликтами. И «Будденброки» как раз об этом и рассказывают — о том, как в эпоху упадка трудно модернисту, потому что он вынужден взаимодействовать с традицией рода и выглядит предателем всегда по отношению к этой традицию. «Будденброки» — это не шуточная книга, она своего «Нобеля» заслужила.
Конечно, у скандинавов конфликт модерна и архаики был наиболее острый. На этом сходили люди с ума, как Стриндберг, например, великий швед. А что касается норвежца великого Ибсена, то он (давайте будем называть вещи своими именами) действительно крупнейший драматург своей эпохи. Он повлиял на Горького определяющим образом, а особенно, конечно, на Горького среднего, примерно времен 1907–1917 годов. Он очень радикально повлиял, я думаю, на Чехова… Ну, вернее, у Чехова есть просто элементы отталкивания, элементы прямой пародии. Гораздо больше на Чехова влиял Метерлинк, но Ибсен у него в «Трех сестрах», по-моему, присутствует.
И конечно, огромно было влияние «Пер Гюнта» на всю мировую литературу, потому что, во-первых, гениальная поэма, драматическая поэма из лучших вообще в XIX веке. Во-вторых, вот Ибсен несколько обманывался — он считал, что это вещь, которая будет интересна и нужна только норвежцам, а весь мир рыдал над «Пер Гюнтом», потому что вот где трикстер классический, и вся схема трикстерная там совершенно налицо, включая смерть и воскресение, ну, во всяком случае старение и возрождение. Я думаю, что Ибсен повлиял и на Гамсуна в колоссальной степени, а уже Гамсун опосредованно влиял на русскую прозу. Я думаю, кстати говоря, Ибсен очень сильно повлиял на Андрея Платонова — повлиял, мне кажется, интонационно. И пронзительная тема матери, которая у Платонова всегда так решается мучительно… Сравните финал «Разноцветной бабочки» и финал «Пер Гюнта». Мне кажется, интонационно это очень близко.
А уж как он повлиял на Блока, на «Песни Сольвейг», на его собственные лирические циклы, на его безумное увлечение вот этим женским типом, женщиной, которая воплощает чистоту, простоту, здоровье и всю жизнь ждет возлюбленного, такая мечта его. Сольвейг — это идеал всей русской поэзии. «Сольвейг! Ты прибежала на лыжах ко мне»,— я думаю, что одно из пронзительнейших его стихотворений.
Ибсен повлиял потому именно, что все главные драмы модернизма, все главные драмы модерна воплотились в нем. Я уже не говорю о таких пьесах, как «Строитель Сольнес», политических, современных, «Гедда Габлер». Ну и конечно, для России всегда была актуальна «Нора» («Кукольный дом»). Почему? Потому что конфликт слабого мужчины и сильной женщины просто зашит в русскую матрицу.