Да я не думаю, что у Павловского были политические взгляды, как ни парадоксально. У политолога же нет политических взглядов. Он может их внушать, может ими манипулировать, но сам их он иметь не обязан. Понимаете, это все равно, если от исследователя слонов требовать, чтобы люди потребляли слоновье меню или ели сено. Нет, это совершенно другая профессия.
У Павловского не было политических убеждений; я думаю, что у него были убеждения историософские. Это не значит, что он был циником. Это значит, что он смотрел на процессы с чуть большей высоты. И у Гефтера, который никогда не мыслил паттернами, который очень радикально совмещал марксизм с разными другими историософскими теориями, который, я думаю, не был и атеистом. Кстати говоря, Гефтер смысл истории полагал, находил и обнаруживал. У Гефтера главные размышления все-таки связаны с поисками закономерностей в истории. Главные его интересы все-таки связаны с историей идей, а политические убеждения – это дело 25-е.
Он как раз повлиял на Павловского тем, что отучил его находить готовые ответы, мыслить паттернами. Потому что если ты диссидент, то ты обязан поддерживать тех и говорить то-то, а если ты государственник, то ты обязан делать то-то. Вот, мне кажется, что самое интересное – это разрушение этих паттернов. То, что в России существует между жанрами (например, в литературе на пересечении мейнстрима и маргиналии, авангарда и традиции; то, что находится вне готовых и скучных определений; то, что находится вне заранее сформированных блоков), – это самое увлекательное. И в этом смысле Паловский и Гефтер были люди, умевшими смотреть с большей высоты, двух станов не бойцы. Вот этим они мне были всегда интересны. Гефтера я лично, конечно, не знал.
Мне кажется, что у Павловского не было интеллектуальных и идеологических совпадений ни с кем. Он был абсолютный в этом плане одиночка. Он мог использовать кого-то, мог наблюдать за кем-то.
