Войти на БыковФМ через
Закрыть
Литература

О чем пьеса «Войцек» Георга Бюхнера? Не кажется ли вам, что она о горохе? Почему Бюхнер, написавший «Смерть Дантона», решил обратиться к истории солдата, этакого Отелло?

Дмитрий Быков
>500

Нет, ну он совсем не об Отелло. Видите, «Войцек» — одна из самых страшных пьес в мировом истории. И одна из самых страшных опер — берговский этот «Войцек» — написана на этот сюжет. Жуткая опера, я её смотрел много раз, слушал часто. Хотя там такая колыбельная прекрасная. О чем она написана, я вам могу сказать. Дело в том, что Бюхнер — он же был гений, и он реализовался очень незначительно. Он умер рано, «Войцек» — незаконченная вещь, мы не знаем правильного порядка сцен в ней, и очень важно, что он может быть произвольным. Частично она была уничтожена при попытках прочесть черновики с помощью кислоты, поэтому она ещё и утрачена частично. Про что история?

Это реальная история сумасшедшего солдата, который, вообразив, что любовница ему не верна, и он её убил. При этом до этого у него были страшные видения, то ему казалось, что огненные ежи какие-то бегают вокруг, то ему казалось, что гул подземный. Это, в общем, тема безумия маленького человека и тема наполеоновского безумия, если угодно. Потому что это — маленький человек, вообразивший себя трагическим персонажем. Есть замечательная, кстати, экранизация «Войцека» работы Херцога, это довольо жуткий фильм «Войцек».

Но там, видите… согласитесь: есть что-то страшное, что-то действительно жуткое именно в безумии маленького человека. Ведь Войцек — он ещё и полковой парикмахер. И вот он стрижет офицера в первой сцене и говорит ему, как все против него, как у него вечно нет денег, как он всегда страдает от унижений… Когда сходит с ума великий, трагический персонаж, в этом есть что-то величественное. Но настоящий ужас — это сумасшествие обывателей. Темный, гадкий внутренний мир обывателя, в котором такие же приплюснутые, гадкие мелкие мании. Вот это страшно — сумасшествие обывателя, который воображает, что его соседка бросает свои волосы ему в суп. Я когда-то очень увлекался (как и Рената Литвинова, кстати, она признавалась) записями бредов советских шизофреников, которые были в книгах типа «Психиатрии», во всяких учебниках. Случевсского, помню, был знаменитый учебник, если ничего не путаю. Там, кстати, была изложена история Петрова-Бытова с его безумием на тему «материя проницаема мгновенно». Бреды были интересны не только литературно. Было интересно, какая страшная каша варится из плоских штампов в головах этих обывателей. Они сходят с ума на почве того, что говорят по телевизору и пишут в газетах. И вот Войцек, который стал убийцей, потому что ему показалось, что все над ним смеются и весь мир против него, и любовница ему изменяет,— это типичный случай обывательского безумия. В этом смысле это пророческая пьеса. Ну вообще в ней много такого страшного бреда. Бреда тем более страшного, что он мелкий и плоский.

И потом, в этой пьесе ещё замечательно то, что в силу её судьбы — так получилось, что бог сам перетасовал её страницы,— что там нет установленного порядка сцен. её можно читать и ставить в любом порядке. Вот это в каком-то смысле такое же божественное вмешательство в текст, как было с «Тайнами Эдвина Друда». Почему она о горохе? Ну да, действительно, вы правы. Она о людях, чьи желудки и мозги наполнены горохом.

Отправить
Отправить
Отправить
Напишите комментарий
Отправить
Пока нет комментариев
Не кажется ли вам, что герой Войцек, из одноименной пьесы Георга Бюхнера — не убийца, а жертва, которая задавлена миром?

Нет. Есть такая точка зрения, но мне она не близка совершенно. Есть такая точка зрения, что Войцека все унижали, поэтому он убил, а так-то он самый гуманный и нравственный человек, заботиться о незаконнорожденном ребенке… Мне даже приходилось читать в серьезных театроведческих работах… Нет. Мне кажется, что его безумие — это не бунт, и что его не «среда заела», а это история патологии, которая может быть у интеллектуала величественна, а у маленького человека это именно жуткая, кошмарная патология, в которой нет ничего величественного и ничего человеческого. Понимаете, безумие гения — одно, безумие обывателя — другое. Именно поэтому мне кажется фашизм — в чем главная ошибка Честертона — начался…

Что в произведениях Джоан Роулинг позаимствовано от Чарльза Диккенса в неприкосновенном виде, а что переработано?

Понимаете, никогда не бывает дословного заимствования, если речь идет не о пародии, да и в пародии тоже, в общем, не всегда. Другое дело, что она берет у Диккенса атмосферу: Диккенс все-таки — изобретатель рождественской сказки с этим сложным эмоциональным синтезом. Я думаю, что такие персонажи, как Хэм Пегети из Диккенса перекочевали почти без потерь в облик Рона Уизли. Конечно, черты Оливера Твиста есть в «Гарри Поттере» — это совершенно, по-моему, очевидно. Но именно черты, социальные роли, такая, условно говоря, компенсированная сиротка, компенсирующая сиротство и по мере сил пытающаяся как-то отомстить гонителям. До Диккенса это тоже существовало, но именно у Диккенса появилась эта…

Не могли бы вы назвать ваш любимый детектив?

Я много раз писал о том, что хорош не тот детектив, где автор ищет убийцу, потому что убийцу-то он знает, а тот, где он ищет бога. Наверное, «Преступление Гэбриэла Гэйла» или «Невидимка» Честертона. Все-таки не зря Набоков любил этого писателя. Из детективов Агаты Кристи я предпочитаю «Убийство в Восточном экспрессе» и «Убийство Роджера Экройда». «Десять негритят» — это хороший уровень. Кстати, я не рекомендую книги Кристи и Честертона для изучения языка, потому что все-таки они слишком сложны и путаны с детективной интригой. Тогда читайте Конан Дойла.

Мне атмосферно очень нравятся, конечно, «Пять зернышек апельсина» и «Пляшущие человечки». Именно потому, что страшно не тогда, когда…

Что вы имели в виду когда сказали, что многие образы книг Достоевского находят пример в нынешнем падении России?

Мы же знаем Достоевского как бы на полпути. Достоевский – активно эволюционирующий писатель. Вот это интересная штука, на самом деле. Тема эта очень плодотворная, настолько богатая, что не обойдешься часовым разговором. Скажу короче: Достоевский ушел, как и Диккенс, на полуслове. Диккенс действительно какой-то образец, какой-то праДостоевский, если угодно, на 10 лет старше. Он умер, не дописав важнейшую вещь, самую главную – «Тайну Эдвина Друда», которая стала величайшей тайной Диккенса.

Достоевский ушел на полуслове, не дописав «Братьев Карамазовых». Главная и лучшая часть Карамазовых, главная для самого Достоевского  – житие Алеши – оказалась недописанной. И, повторяя…

Не думаете ли вы, что Швейк часто говорит голосом автора — Гашека, который через «осмелюсь доложить» высмеивает весь тот абсурд, который возникает вокруг него? Возможно ли, что Швейк все же не идиот?

Понимаете, было бы легко так подумать, если забыть, каким на самом деле циничным и каким усталым человеком был Гашек в момент написания романа. У меня есть стойкое убеждение, что Гашек ненавидит массового человека, и Швейк для него — это вырожденный, выродившийся Дон-Кихот. Это Дон-Кихот, который заменен Санчо Пансой, они слились. Массовый человек, про которого Гашек издевательски говорит «он такой милый» в послесловии к первой части,— он действительно ужасно милый. Но все-таки он идиот. Вот эта постоянная швейковская туповатая улыбка, ясные глаза идиота, постоянная душевная ровность, индифферентность, знание огромного количества баек,— это так уныло. Представить свою жизнь рядом со…

Не могли бы вы рассказать о феномене неоконченного романа? Как могли бы закончиться «Замок» Франца Кафки и «Человека без свойств» Роберта Музиля?

Понимаете, в самом общем виде неоконченными романы бывают по пяти причинам. Первая причина — автор умер («Тайна Эдвина Друда»). Вторая — автору надоело или он понял неосуществимость задачи («Человек без свойств»). Третья — книга не может быть закончена в это время, потому что её нельзя напечатать, и автор вынужден печатать неоконченный вариант («Евгений Онегин»). Четвёртая причина — автор понял иллюзорность поставленной ему задачи, потому что время изменилось («Чёрная металлургия» Фадеева).

А пятый случай — случай «Жизни Клима Самгина», когда автор понял, что герой не хочет умирать, вернее, не хочет умирать так, как он ему придумал. Горький пишет в черновиках (эта фраза хранится в его…

Не кажется ли вам, что роман «Дневник сатаны» Андреева обрывается на самом интересном месте? Есть ли у него продолжение или черновики?

Знаете, а может быть, это и входило в авторский замысел. Я не знаю, собирался ли он оканчивать эту книгу. Это второй роман Андреева после малоудачного «Сашки Жегулёва», последний его роман. Понимаете, проблема в том, что Андреев писал без черновиков. В этом, собственно говоря, источник и его стилистической мощи, и его же повторов, и некоторой избыточности по этой части. Он не любил переписывать готовую вещь. Он писал очень быстро, запоями, в два-три приёма.

Что касается романа. Я не знаю, сохранились ли какие-то планы. Вряд ли у Андреева были планы, да и время не располагало. Он начал его, по-моему, в 1916 году, а в 1917–1918 годах писал. Вещь была опубликована посмертно. А поскольку архив…