Видите ли, нас же не должно занимать, насколько правдиво они изображены. Нам важна художественная система этого романа. В романе есть художественная система. Иванов в лучших своих вещах — в «Блуде…», например, или в «Географе…», или в исторических романах — находится в плену определенной концепции, и слава богу, потому что без концепции роман писать нельзя. И вот для него есть концепция в «Ненастье», что русскому человеку надо к чему-то прислоняться. Вообще человеку надо к чему-то прислоняться, а русскому — в особенности, потому что просторы такие, потому что история такая, потому что ненастье постоянно климатическое. И вот хмурь и ненастье наступают для него тогда, когда ему не в чем найти духовную опору. Вот он и описывает афганцев как такой вариант братства, сплоченного идеей афганства. Поскольку все друг друга постоянно предают, а вот афганец афганца не предаст. Это довольно спорный и довольно внешний признак. Но он настаивает на том, что нельзя никоим образом от этого уходить и что на этом зыбком песке можно построить здание. И там образ здания постоянно, это такая метафора.
Мне нравится, что эта книга построенная, что в ней есть образная система, чего в большинстве современной прозы просто нет. Очень многим авторам не приходит в голову, что она бывает. Что можно построить роман на системе лейтмотивов, на концепции,— у Иванова это везде есть. Он все-таки не зря получил искусствоведческое образование, он строит свои романы как архитектор, а это привлекает. Поэтому мне неважно, правдиво они изображены, или нет. Мне важно, что концептуально они изображены цельно, что концепция соблюдена. На самом деле, образ афганцев, который создают они сами, образ афганского братства, который, опять же, с таким ужасным фальшаком, создают надрывные комсомольские публицисты. Весь этот комсомольский и салунный культ боевого братства вызывает у меня органическое отторжение, и многие люди, его исповедущие, тоже. Но афганцы здесь ни при чем. Речь идет уже об идеологическом обеспечении Афганистана. Не то чтобы я боялся их обидеть или задеть, но у меня есть перед ними понятное чувство вины: все-таки они прошли через ад.
