Какими ролями Олега Табакова в фильмах и спектаклях вы восхищаетесь?

Этот вопрос довольно понятный. Это фильм же о модерне, о том самом. И «Роль» — наверное, один из самых точных фильмов об этом. Человек захотел стать другим, захотел продлить возможности искусства, расширить их, точнее, до жизнетворчества. Захотел стать другим человеком, прожить иную жизнь. Вот это, наверное, и есть настоящий модернизм. Потому что пока вы играете, вы все-таки отходите от границы, вы в последний момент успеваете отскочить, а если вы начинаете жить жизнью другого человека — это такая мечта идеального актера. Вот у Михаила Чехова (писали об этом многие) перевоплощение в другого человека доходило до безумия.

Это умеют очень немногие. Природа театра не в том, чтобы изобразить…

Мне очень нравится этот вопрос.

Знаете, одно из самых моих теплых воспоминаний о Табакове — это как я иду по Дмитровке с Женькой, дочкой, тогда ещё семилетней, и вдруг нас окликает Табаков, который мимо проезжает в шикарном черном джипе: «Давай, Димка, подвезу». Я подпрыгнул, тут же к нему подбежал. «Когда ещё у меня будет такой шанс так покрасоваться перед дочерью? Меня знает Табаков!» Мы сели к нему на заднее сидение, и Женька с придыханием сказала: «Пожалуйста, а можно вы скажете про бутерброд?» И он сказал: «Неправильно ты, дядя Федор, бутерброд ешь» И такого сияния, такого ликования я у ребенка не припомню. Он вообще был щедрый человек, ему нравилось демонстрировать свои…

Я больше могу сказать, у меня была, рискну сказать, дружба с Валерием Семёновичем Фридом. Дунского я, к сожалению, не застал. Он покончил с собой в 1982 году, поняв, что болезнь его неизлечима. И Фрид такой был жёсткий человек, такой ковбой, он говорил: «Дунский правильно сделал, молодец». Я думаю, кстати, что и в смерти самого Фрида, который напился в компании, хотя ему нельзя было это делать, было что-то от самоубийства. Он такой был герой, мачо, один из немногих героев, которых я знал. Ну, оба они по десять лет отсидели, оба были носителями не скажу блатной, конечно, но очень экстремальной морали, очень яркой, и отношение их к блатным было довольно сложное.

«Лучший из них» — это…

Потому что он ощутил, вероятно, что тот темп жизни, который взяли большинство семидесятников, темп очень часто самоуничтожительный. Он делал его заложником этого, он, я думаю, ставил себя отчасти на место Высоцкого, и он был очень востребованным актером, я посмотрел «Вам и не снилось», у него там роль вроде бы совсем необязательная, и в книге его как бы почти нет, и он там не нужен. А его сделали, чтобы звезда в фильме. Хотя он играет всего лишь себя из «Экипажа» со всеми теми же интонациями. Он тяготился очень этой занятостью, тяготился и театральной службой, он больше хотел писать. И с некоторым облегчением, помню, мне сказал в 1997 году: «Дверь в театр для меня закрыта. Да и кино я не хотел бы…

Ну, не только фильмы. Я восхищаюсь и непоставленными их сценариями, и их кинематографической прозой (потому что их сценарии — это, конечно, пример замечательной прозы), и особенно, конечно, книгой Фрида «58 с половиной». Валерий Семёнович был моим старшим… не скажу, что другом, но наставником и очень важным для меня духовным авторитетом. И предпоследний вечер в своей жизни провёл он тоже в большой компании, где был я. Я очень любил Фрида. Дунского я не застал, к сожалению, живым. Для меня Фрид был в некотором смысле идеалом спокойного и весёлого мужества. И не зря он говорил, что лагерь подействовал на него далеко не с той силой, с какой подействовал американский кинематограф и прежде всего…

Мне очень нравится эта картина. Она умная, сложная. Я вообще люблю Федорченко. Но есть такая профессия — сценарист. Например, сценарий фильма «Гори, гори, моя звезда» писали Дунский и Фрид, два великих сценариста. Поэтому картина, снятая про то же самое — скажем так, про соотношение революционной эстетики и досоветской архаики, русской архаики,— она получилась весёлой, увлекательной, сентиментальной, чувствительной, удивительно динамичной. А фильм Федорченко герметически закрыт от зрителя, и он довольно трудно смотрится. Ну, мне было трудно. При том, что в нём есть совершенно гениальные куски. Всё это язычество там представлено очень хорошо. Вот эта сова… «Что с ней случилось. Она…

Вот здесь довольно сложная проблема. Дело в том, что не только «Дикие пальмы», которые Фолкнер задумывал именно как кинороман, но и, скажем, «Шум и ярость», экранизированная дважды — это вещи вполне экранизируемые. Но при экранизации теряется фолкнеровский нарратив, фолкнеровская композиция — довольно причудливая, фолкнеровское нелинейное повествование, постепенное раскрытие героев.

Потому что в кино вы не можете постепенно раскрыть героя, если только не прибегая к каким-то специальным приемам типа флешбеков. В кино герой сразу явлен — вот, вы его увидели и дальше можете гадать о его внешности, о его биографии. Но он явлен, что называется. Писатель, когда описывает персонажа,…

Не знаю, я думаю, что я снял бы во-первых,  о приключениях россиянина за границей, но это не было бы связано с евробюрократией, а это было бы связано с обретением новой идентичности.  Я снял бы историю, наверное, современного подростка, который оказывается в трудном классе и пытается в нем завоевать, отвоевать себе место. И я, наверное, снял бы хорошую любовную историю… Я не вижу, к сожалению, любовных историй в современной России в современном кино. Понимаете, всех ведь обычно занимает история гендерной идентичности, которая, по-моему, совсем неинтересна. Людей занимает проблема как совместить, условно говоря, секс и отношения. Как в «Интиме», например: возможен ли секс без…

Я вообще никогда не любил Альмодовара, это мой грех, но его новый фильм я хочу посмотреть, просто потому что мне интересны тенденции, а Альмодовар тенденции отслеживает очень чутко. Я хотя бы смогу судить о том, какие проблемы для сегодняшнего кинематографа актуальны.

Понимаете, азбучную вещь вынужден я сказать, но нас интересуют не жанры сами по себе. Например, жанр триллера нас интересует только потому, что он позволяет заострить в предельно остром и радикальном варианте, рассмотреть моральную проблематику или проблематику, так сказать, верности себе. Потому что триллер, по Лакану, исследует ситуацию, когда происходит подмена: вещь равна себе или не равна себе. Условно говоря,…