Нет, смысл абсолютно очевиден. Но я могу, как мне кажется, трифоновский замысел понять. Трифонов считал, что те мальчики, которые описаны во «Времени и месте», исчезли и вымерли, и он вымер вместе с ними. Его как бы нет. Вот как Карась — один из этих героев — погиб, он погиб вместе со своим поколением. Выживший герой — это не совсем он, и раздвоение это произошло еще в «Московских повестях», вообще говоря, потому что выживающая часть Трифонова, московский писатель,— это герой «Предварительных итогов», который, в общем, ненавидит себя заслуженно. Он есть в Трифонове, и это конформный персонаж, он себя не любит. А есть Ребров, который был он настоящий. В нем же уживались писатель и историк, поэтому иногда прорывался реалист-писатель, а иногда — историк.
«Время и место» кончалось смертью героя, но Ольга, молодая жена, заставила Трифонова написать такой финал, где он выживал. И действительно, это прекрасно придумано. «И Москва — это лес, мы пересекли его, все остальное не имеет значения»,— финал книги. А я не уверен, что все остальное не имеет значения. Очень может быть, что в процессе этого пересечения в герое безвозвратно погибло что-то. Выживший герой у Трифонова всегда малоприятен. В этом смысле, пожалуй, наиболее показателен финал «Старика», когда провинциальный аспирант приехал (помните, который говорит: «Кажется, я опоздал на поезд»), он стоит рядом с героем и говорит: «Это очень трудно, но мы разберемся, мы распутаемся. Дождь лил за стеной, пахло озоном, две девочки на крыше с прозрачной клеенкой бежали по асфальту босиком». Это самый мой любимый роман из всего Трифонова и самый любимый финал (наряду с «Другой жизнью», наверное). Но, понимаете, как вы ни относитесь к этому аспиранту, «я-то уже знаю: ни в чем они не разберутся, ничего они не поймут». Молодой надеющийся герой — это тоже одна из ипостасей трифоновской души, которую он не любит. Он любит того себя, который был мальчиком 1938 года. И этот мальчик умер, конечно, этот мальчик погиб. И «Исчезновение» рассказывает об этом именно.