Хорхе Борхес

Знаю одно фантастическое произведение, где автор пытался описать нечеловеческую мебель. Это рассказ Борхеса «Дом Астериона», где он ходит по жилищу пришельца и видит мебель, рассчитанную на нечеловеческое тело, на отдых, на рекреацию, на подъемы и спуски нечеловеческого существа. Вот я думаю примерно таково же должно было быть описание нечеловеческой морали, но я не припомню сколько-нибудь убедительного его описания.

У Уиндема, наверное, отчасти, в «Чокки», а отчасти в замечательных «Кукушках Мидвича». Там у него герой Чокки (инопланетянин, вселившийся в мальчика) все никак не мог понять, почему, чтобы сделать одного, нужны двое. Вот такие вещи его интересовали. Попытка…

Написано, безусловно, лучше «2666». Понимаете, трудно сравнивать роман в 300 страниц с романом в 900. Боланьо написал гигантскую эпопею, очень сложную, и там много мыслей. Но для меня Роберто Боланьо, конечно, главный писатель рубежа веков, и уж, конечно, писатель более масштабный, чем Хулио Кортасар. Не говоря уже о том, что «Игра в классики» прекрасно придумана, но слабо реализована. Тогда как «2666» — чрезвычайно масштабный и сложный замысел, и замечательное его осуществление.

Книга Роберто Боланьо, кстати, в ближайшее время выйдет по-русски. Я-то читал по-английски, по-испански я все-таки не настолько читаю, чтобы читать это в оригинале. Читал в английском переводе еще,…

Та литература, которую похвалил Салимгареев — талантливый мальчик, которого я от души поздравляю,— точно не может. Потому что «Над пропастью во ржи», чем дольше я живу, тем больше вижу, что эта книга едко сатирическая, пародийная, очень насмешливая. Она может помочь школьнику относится к самому себе с меньшим придыханием и пиететом, но перейти во взрослую жизнь — едва ли. А что касается «Иллюзий» Ричарда Баха… Это просто показывает нам, что Салимгареев — нормальный мальчик. Ричард Бах может нравится в 14-15 лет, ну и дай бог здоровья. А видеть в нем какие-то высокие смыслы… Он бы ещё назвал там, «Чайку по имени Джонатан Ливингстон». Нормальный мальчик, порадуемся тому, что у нас такие душевно…

Понимаете, примеров удачной междисциплинарности не так много. Пишущий биолог Дарем. Ну, наверное, пишущий философ и такой социальный мыслитель, если хотите, Лем (к тому же он и физику знал неплохо). Пишущий библиотекарь Борхес, очень широко знавший историю литературы. Ну, правда, получается такая немножко библиотечная, немножко мертворожденная литература, такая вавилонская библиотека, но есть люди, которые ставят его выше всех латиноамериканцев. Ради бога. И в общем немного, понимаете, немного примеров. Даже у Чана, мне кажется, все-таки многовато занудства.

Очень широко в свое время писали в Интернете о таинственно распространяемом романе Никиты Шервуда «Горечь», об…

Толя, нельзя, потому что я не вправе это делать. Есть право любви. Я Хорхе Борхеса не люблю. Не люблю Хулио Кортасара, допустим. Габриэля Маркеса я люблю из всей великой плеяды. Поэтому — извините, никак. Я просто не чувствую вправе себя прикасаться к теме Хорхе Борхеса. При всем уважении такие тексты, как «Фрагменты апокрифического Евангелия», я не знаю, некоторые сонеты, вот эта новелла про ножи, которые доиграли драку своих хозяев… Ну, очень много хороших вещей. Но в принципе я, грех сказать, написал когда-то фразу, от которой совершенно не отрекаюсь: «Борхес — самое живое из всех мертворожденных явлений по обе стороны океана». Это какая-то совершенно мертворожденная литература, ничего не…

Только на том основании, что он слепой? Мне кажется, уже есть слепой персонаж, напоминающий Борхеса, в «Имени розы». А здесь совершенно другая история. Мы, во-первых, не знаем, слеп ли Дзампано, потому что он там… Понимаете, есть в книге несколько документов, которые выдают в нём опытного зрителя и говорят, что он и фильмы смотрел, и реагировал как-то. Непонятно, слеп ли он. А если слеп, нет ли у него третьего глаза?

Во-вторых, по-моему, Дзампано похож не на Борхеса, а на совершенно конкретного и тоже довольно страшного персонажа — на Генри Дарджера (или как его называют в его музее — Генри Даргера), чью комнату реконструированную вы можете увидеть в Чикаго в Музее аутсайдерского искусства. Я…

Что касается Борхеса. Я когда-то в одной статье в журнале «Новое время» назвал «самым живым из всех мертворождённых явлений по обе стороны океана». Да, я считаю Борхеса мертворождённым писателем. Я не люблю его. Я считаю, что Борхес наиболее адекватно изображён, конечно, у Умберто Эко в виде этого страшного Хорхе в «Имени розы», это действительно человек без смеха. У него есть гениальные тексты (никто этого совершенно не отрицает), такие как «Фрагменты из апокрифического Евангелия» (блистательный текст, по-моему) или этот рассказ, где два ножа доигрывают драму своих владельцев, или «Эмма Цунц». Ну, у него много есть замечательных текстов. Но при всём при этом Борхес по своей невероятной…

Пелевин, безусловно крупнейший русский прозаик нашего времени именно потому, что его чтение тоже засасывает. Его читаешь безотрывно и с увлечением. И попробуй кто у меня отбери книгу, пока я не дочитал. Хотя есть у него книги, которые я не дочитал. Например, «Смотритель», например, «S.N.U.F.F.». Это мне не было интересно. В остальном же всегда есть ощущение, что на следующей странице тебе раскроют главную тайну мироздания. Он всегда увлекательно рассказывает, у него всегда узнаваемые типажи, он точно чувствует, не скажу, нерв эпохи (потому что нерв эпохи, на мой взгляд, он упустил лет пять назад), но он, безусловно, очень точно чувствует мемы, интеллектуальные моды и остроумно их высмеивает.…

Я читал, конечно, «Тень ветра», когда её все читали. Она кажется мне идеально вторичным произведением, потому что тема таинственной книги пришла из Борхеса. И все эти библиофилы, библиотеки — это в испаноязычной традиции хорошо проработано. Первая же фраза совершенно отчётливо отсылает к «Ста годам одиночества». Всякие кортасаровские и вообще все латиноамериканские мотивы там представлены с невероятной полнотой. И это как бы такая… Знаете, это как Коэльо просто сделал квинтэссенцию всей латиноамериканской прозы, доведя её до консистенции жвачки.

Сафон, конечно, более талантлив, тонок. И лучшее, что мне показалось наличествующим в его романе — это то, что свою эзотерику он очень…

На эту тему есть хороший рассказ Борхеса «Пьер Менар, автор «Дон Кихота»» о том, как бы мы воспринимали «Дон Кихота», будь он написан в XIX веке французским стилизатором-учёным. Могло бы такое быть? Могло. Сумел же написать такую книгу де Костер, человек XIX века.

Да, есть такое влияние: судьба человека бросает отсвет на книгу, и обратно. Если мы знаем, что книга написана предателем и подонком, мы и книгу любить не будем. Отсюда — так мучительно важен вопрос об Александре Локшине, например. Все спорят, был ли Локшин действительно осведомителем, потому что если он был осведомителем Лубянки, то его адская, очень страшная и божественная музыка начинает звучать совершенно иначе. Попробуйте…