Что вы можете сказать об актуальных писателях бывших советских республик?

Забыт, конечно, огромный массив авторов советской детской литературы. «Водители фрегатов» Николая Чуковского или  там «Кондуит и Швамбрания» Кассиля, о которой помнят немногие счастливцы. Или Юрий Сотник, замечательный детский писатель. Или Томин, Юрий тоже. Или Коринец, или Голявкин, или, например, из детских поэтов  – Яков Аким, чьи замечательные тексты Лекманов включил в свою антологию.

Мне кажется, что советская детская литература более забыта, чем взрослая. Или все титаны взрослой более-менее на слуху, а вот титаны детской как-то подзабылись. Да и потом, понимаете, огромный массив национальных литератур, которые совершенно забыты. И Грант Матевосян, и Чабуа…

Что вы, еще как фигурирует! Перечитайте «Карамору» Горького, где вот этот потрясающий его вербовщик, который про предыдущего провокатора говорит: «Вот вы скучно рассказываете, а тот рассказывал как Брем».

Или, конечно, самое интересное — этот «Дата Туташхиа». Это можно назвать революционной литературой. Как раз недавно мы с Резо Гигинеишвили и его друзьями собрались, говорили о грузинской прозе и, конечно, о Чабуа Амирэджиби, авторе величайшего грузинского романа «Дата Туташхиа».

У него всё хорошо. И «Гора Мборгали» замечательный роман. Говорят, что и последний роман «Георгий Блистательный» (кажется, он пока не переведен) тоже очень яркий. Но, конечно, абсолютно…

Понимаете, я начитываю курс лекций по «республиканской литературе», по литературе советских республик. Начитал я уже грузин, украинцев и белорусов, дальше мне предстоит Армения, Азербайджан и Киргизия (в основном Айтматов). Дело в том, что тут возникает такая парадоксальная ситуация, вот этому я, пожалуй, уделил бы внимание более глубокое. Миф, мифологический или магический реализм возникает там, где есть колонизация. У Маркеса двойная колонизация — сначала инками, потом испанцами, у Фолкнера двойная колонизация — сначала победа над индейцами, потом победа над южанами.

У грузин явная совершенно двойная колонизация: скажем, мифологический роман Отара Чиладзе или «Дата…

Эту изящную мысль высказал Владимир Пастухов – талантливый парадоксалист, один из моих любимых политических обозревателей, отнюдь не разделяющий моего оптимизма, всегда пытающийся отследить все вероятности. Но ему это и положено, он политолог. Мы, поэты, можем себе позволить улавливать тончайшие колебания воздуха, а им, политологам, позволено анализировать вещи по мере возможностей. Но, конечно, аналогия между Стрелковым и Навальным, по-моему, так же невозможна, как аналогия между деревом и мрамором. Не потому, что один благороден, а второй нет, а просто потому, что они сделаны из разного теста абсолютно.

Мне кажется, что топливо, которое они используют для своей…

Да нет конечно. Во-первых, американцы изучают, если они специализируются на литературе, и Филдинга, и Шекспира, и чуть ли не Чосера. Они очень глубоко и внимательно изучают своё прошлое, прошлое языка во всяком случае. Американская литература началась не в XVIII веке, а она продолжает английскую традицию. Поэтому говорить о том, что вот мы не изучаем современную литературу… Харпер Ли, кстати, для многих американцев сегодня такой же древнее явление, как для нас Тредиаковский, хотя умерла она в 2016 году, что для многих американцев было шоком, и для россиян тоже.

Тут дело вовсе не в том, что мы слишком глубоко изучаем литературу. Просто дело в том, что русская жизнь циклична, и не увидеть этих…

Нет, совершенно не вариант. Герой фильма «Большой Лебовски» погружается в такую спячку, из которой его пробуждает только, как вы помните, довольно абсурдная и идиотская, но все-таки встряска. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример хорошего человека, погруженного в пивную спячку, но для меня Бриджес как раз играет этого бывшего человека с луны, со звезды, который … не могу поспешно во время эфира заглянуть в айфон и исправить имя актера, но человек, который играл инопланетянина-прогрессора, превращается — вполне предсказуемо — в славного парня. Ну это довольно печальное превращение. «Большой Лебовски» — это, конечно, пример деградации. Что же вы хотите, чтобы человек жил такой…

Я не думаю, что прямо к Ельцину. «Такой пошлости, как прямые ассоциации, я не мог себе позволить»,— пишет Антокольский о своей пьесе «Робеспьер и Горгона», вдохновленный, конечно, политической ситуацией 29-го года. Видите ли, я не думаю, что это о Ельцине. Это о тупой непримиримости, которая тогда взяла верх, о дураках, которые сегодня вдохновляются одними идеями, а вчера вдохновлялись другими. Среди фанатов Ельцина было огромное количество сегодняшних фанатов Новороссии или Малороссии. Это сторонники простых решений. А в Ельцине этого популизма было более чем достаточно.

Потому и обречены, что слишком тесно связаны со временем. Выразитель эпохи обречен погибнуть вместе с ней. Я все-таки не думаю, что Фицджеральд подходит к этому. Да, Печорин — герой своего времени, но Фицджеральд не совсем. Фицджеральд, конечно, порождение эпохи джаза, но лучший-то его роман написан после эпохи джаза, и он сложнее, чем «Великий Гэтсби». Я разумею, естественно, «Ночь нежна». «Tender Is the Night», конечно, не так изящна. Как сказал Олеша: «Над страницами «Зависти» веет эманацией изящества». «Великий Гэтсби» — очень изящно написанный роман, великолепная форма, невероятно компактная. Но «Ночь нежна» и гораздо сложнее, и гораздо глубже, мне кажется.

Ну, ответила в общем… Женщина хочет, чтобы было интересно. Мне как-то Елена Сафонова давая одно из очень редких своих интервью, сказала: «Всё можно вынести, кроме скуки». И та же Розанова повторяет часто, что самая страшная смерть от скуки.

Действительно, женщина хочет, чтобы было интересно. Ну и потом, естественно, женщина хочет мужчину целиком. Поэтому самая верная стратегия с женщиной: вы останетесь ей интересны, если у вас всегда будет какое-то занятие, кроме любви. Что-то кроме семьи. Если вы целиком растворитесь в ней, она плюнет, и уйдет к военному-лётчику, у которого есть его самолёт. То есть вы должны быть интересны, потому что вы не исчерпываетесь любовью к ней. Вот так мне…

Видите, это довольно интересная версия — представить «Поднятую целину» как сатиру. Но на самом деле, такие трактовки, особенно применительные к второй книге, которая просто вся состоит из Щукарских историй, предъявлялись, такие версии высказывались. Есть версия Зеева Бар-Селлы, согласно которой «Поднятая целина» — это тоже коллективный труд советских писателей, и все эти советские писатели явно издевались над Шолоховым, поэтому там так много тайных знаков, как, скажем, некоторые имена в «Они сражались за родину», некоторые отсылки к каноническим текстам, появление там Настасьи Филипповны, и так далее,— что вся «Поднятая целина» и «Они сражались за родину» — это гигантская скрытая…