Это такой «венгерский Гейне». У поэтов и прозаиков бывают такие странные двойники. Можно то же самое сказать применительно к Кафке и Акутагаве. Вот мне кажется, что, во-первых, он был, конечно, первоклассный поэт, что нельзя не увидеть и в переводах. Во-вторых, его таинственная смерть, исчезновение, слухи породившее… Вот поэт канул, его видели в последний раз во время битвы — а дальше без вести пропал. Это замечательный пример такой абсолютно поэтической и в каком-то смысле идеальной судьбы.
Кстати говоря, Лорку, ведь тоже никто не видел мёртвым — и это породило миф о том, что некий таинственный, раненый, выхоженный в монастыре, и без языка, и, скорее всего, лишившийся речи, но всю жизнь молчавший и только записывавший, скорее всего, был выжившим Лоркой. Мы не готовы признать, что Лорка погиб. Так же и с Миклошем Радноти, о котором у Самойлова замечательное стихотворение: «Как сумасшедший старик кричал, что он Радноти Миклош». Когда поэт исчезает без вести — это всегда такая и страшная судьба, и одновременно в каком-то смысле высокая, идеальная.